Рокоссовский. Терновый венец славы

На протяжении второй половины 19 века здесь проходил главный торговый путь из России в Китай и Монголию, по которому шли огромные караваны с шелком и другими товарами. Со времени строительства Транссибирской железной дороги торговое значение города несколько снизилось, но он по-прежнему оставался опорным пограничным пунктом в торговле России и Монголии.

В городе имелись мужское реальное училище и женская гимназия, действовали отделение императорского географического общества и краеведческий музей. Несмотря на то что в годы Гражданской войны культурным ценностям был нанесен существенный урон, город, в котором Рокоссовскому пришлось провести несколько лет своей жизни, хотя и находился на самой окраине России, нельзя было назвать глухоманью.

По приезде в этот город он сразу же приступил к делу. Ему довелось сражаться с многочисленными бандами, бродившими по Забайкалью. Части 5-й Кубанской кавдивизии, в которую входила и бригада Рокоссовского, вели постоянные бои. Армейские будни той поры нельзя назвать легкими. Истощенная бесконечными войнами страна не могла позволить себе большие расходы на армию. В результате демобилизации к сентябрю 1923 года армия сократилась до полумиллиона бойцов и командиров. В армии остались лишь те, кто решил посвятить свою жизнь военной службе. Среди них был и Рокоссовский. Он остался не только потому, что имел склонность и любовь к военной службе и считал, что принесет немалую пользу Красной Армии, но еще и потому, что у него в Советской России, по сути дела, не было ни родителей, ни родственников, ни жены, ни детей — как говорится, ни кола, ни двора.

Демобилизация коснулась и 5-й Кубанской кавдивизии. Она была преобразована в кавалерийскую бригаду, в которую входили три полка. Одним из них стал командовать Рокоссовский. Не было тогда в городке ни благоустроенных казарм, ни столовых, ни клубов, ни домов начальствующего состава. Командиры и бойцы жили в частных домах; лишь гораздо позже полки бригады стали квартировать в «красных казармах» на окраине городка. До Гражданской войны там размещались пограничные войска. Теперь, после ремонта, казармы получили наименование «Пламя революции». Он работал тогда по 15–16 часов в сутки, но пришлось заниматься не только боевой подготовкой. Вот приказ командира бригады, весьма характерный для армейской жизни той поры: «1. С 20-го июля прекращаю в частях вверенной мне бригады, находящихся в лагерях, строевые занятия и приступаю к полевым и хозяйственным работам по обеспечению вверенных мне частей всем необходимым на предстоящий зимний период. Исполняющему должность комполка 27 тов. Рокоссовскому до 24-го сего июля остаться в лагерях, ведя занятия и подготовительные работы хозяйственной кампании. 25 же июля, оставив конный состав в лагере с необходимым количеством красноармейцев и комсостава, перейти пешим порядком на дровозаготовку в район Троицкосавска, к каковым и приступить самым интенсивным образом…»

Так, чередуя погоню за бандитами со строевыми занятиями, заготовкой дров и сельскохозяйственными работами, командовал Рокоссовский полком в 1922–1923 годах.

2

Из окон квартиры, которую снимал Рокоссовский, были видны песчаные холмы и сверкающие на солнце черепичные кровли башен монгольского города Маймачена. Квартира ему нравилась: одна солнечная комната, стол, два кресла, диван, на стенах китайские акварели, гостиная и столовая, общая с хозяевами.

Хозяйка, Елизавета Ильинична, в шутку Рокоссовскому напоминала:

— Живешь ты, Костя, один как сыч. Жениться тебе надо. Такой видный парень, за тебя любая девушка с закрытыми глазами выскочит.

— Что-то не скачут, Елизавета Ильинична.

— Значит, плохо стараешься.

— Что ты пристаешь к человеку! — вступался за него хозяин. — Приспичит — женится. Вон какие крали по улицам шлепают — выбирай любую.

Но любая для Рокоссовского не подходила. В прошлом году он приметил в местном театре черную, как цыганка, невысокую девушку. Она задела его сердце и пришлась ему по душе. Но сколько потом он ни высматривал ее среди театральной публики, найти никак не мог. Он очень переживал, что не осмелился к ней подойти и познакомиться. Он понимал, что за время войны очерствел душой и растерял тот небольшой опыт общения с девушками, какой имел до армии. Ему уже шел 28-й год, и пришла пора обзаводиться семьей.

В редкие часы одиноких раздумий его иногда охватывало сознание непоправимой ошибки: несколько мгновений нерешительности стоили ему теперь мучительных переживаний. Он даже плохо помнил содержание пьесы, шедшей тогда в театре. Дело в том, что та девушка сидела в партере — как раз напротив ложи для почетных гостей, откуда он не сводил с нее глаз.