Из глубин времен на него смотрел полноватый темноволосый подросток.
На одном из снимков, сделанном у здания школы, он и Полина стояли плечом к плечу и улыбались, на другом – сидели вместе на дворовой скамье, на третьем – мальчик держал подругу за руку, а позади них цвела вишня, на четвертом – он стоял один по колено в воде на реке или озере.
На всех фотографиях мальчик улыбался, искренне, по-ребячески. Он был явно счастлив. Как и Полина. На лице девочки, во всех ее позах и жестах, угадывалась сильная привязанность к этому упитанному парнишке.
На обороте снимка, где мальчик стоит один, когда-то давно Полина большими печатными буквами написала:
КОСТЯ.
А под буквой «С» пририсовала сердечко, старательно заштриховала и обвела его несколько раз.
Стас посмотрел на Марьяну.
– Кажется, голос этого Кости я и слышал на записи. Они в тот день куда-то с Полиной поехали на велосипедах. Что это за Костя? Ты знаешь?
Девушка пожала плечами.
– Могу у отца спросить. Наверняка он помнит. – Она достала телефон из болтающейся на бедре сумочки и набрала номер отца. Как только тот ответил, все тем же извиняющимся тоном принялась пояснять причину звонка: – Па-ап, тут такое дело… на фотографиях рядом с Полиной есть какой-то парень… Костя. Ты знаешь его фамилию? Кто это?.. Ага… Да, поняла… Хорошо. – Марьяна бросила короткий взгляд на Стаса и прогудела в трубку: – Да, он давно ушел. Ну конечно… и не говори… тот еще придурок.
Она убрала телефон обратно в сумку.
– Придурок? – поморщился Стас.
Девушка сделала виноватое лицо, но вслух извиняться не стала.
– Папа не знает его фамилии, – пояснила она. – Сказал, что сестра дружила с каким-то странным мальчиком, на год старше. Они часто время вместе проводили. Он дарил ей всякие безделушки.
Стас глянул на коробку.
– Если Полина так трепетно относилась к другу, то, возможно, хранила его подарки, а на подарках часто пишут дарственные надписи.
Марьяна кивнула.
– Давай еще раз проверим.
Они снова вынули из коробки вещи Полины. Стас прощупал перчатки, вывернул их наизнанку, выискивая бирку или нашивку – ничего не нашел. Принялся за пуговицы, изучил каждую. Потом осмотрел шкатулку с мертвой змеей (да, она действительно была мертва).
Ничего.
Но тут Марьяна выдохнула:
– Нашла. – И повернула к Стасу раскрытую на титульной странице книгу Брэдбери.
В левом верхнем углу форзаца красным карандашом была выведена аккуратная дарственная надпись:
– Значит, Константин Демьянов, – сделал вывод Стас. – Возможно, его удастся найти, и он нам что-нибудь расскажет. Сейчас ему должно быть сорок пять лет.
Он заметил на лице Марьяны грусть.
– Мне так жаль их, – тихо произнесла она, перечитывая надпись. – «От моего сердца к твоему солнцу». Кажется, они любили друг друга.
– Вот мы у этого Кости и спросим, что могло с Полиной случиться. Может, он даже кого-то подозревает.
– И где его искать?
Стас кивнул на тетрадь.
– Тут указана школа, в которой училась Полина. Школа для слабослышащих. Думаю, там вспомнят и Костю Демьянова. Может быть, он тоже там учился.
Марьяна внимательно посмотрела на Стаса.
– Думаешь, Костя причастен к исчезновению Полины?
– Нет, я так не думаю, – твердо сказал Стас. – Он ее любил, в этом я уверен. И по голосу, и по фотографиям, и по этой надписи. А когда любишь, не предаешь и не причиняешь боли.
– И в этом ты тоже уверен? – прищурилась Марьяна.
Стас опустил глаза.
– Ладно, давай поторопимся. До следующего Гула надо хоть что-то разузнать. Возьмем коробку с собой.
Они сложили вещи Полины в коробку, оставив себе две фотографии: первую, где девочка запечатлена вместе с Костей на скамье; вторую, где Костя один.
Пока Марьяна закрывала гараж на ключ, Стас пристраивал коробку в багажнике «Камри».
– У меня две рабочие версии, – объявил Стас, когда они сели в машину. – Первая: причастен твой отец. Тихо, тихо… – Он выставил ладонь, прося Марьяну не возражать. – И вторая: причастна сама Полина.
– Сама?
– Самоубийство.
– У тебя одна версия кощунственнее другой, Платов, – ответила Марьяна, поморщившись. – Версия с моим отцом вообще не выдерживает критики. Ну, а вторая… Полина совершила самоубийство, а потом попросила нас отыскать саму себя? Так?
– А что? Мало ли у мертвых какие заморочки. – Стас и сам понял, что несет бред.
Когда версия звучала в голове, она казалась логичной и стройной, как только он произнес ее вслух, она стала бессмысленной.
– Ладно, поехали в ту школу, – вздохнул он. И тут заметил, что его смартфон, оставленный между сиденьями, мигает, оповещая, что кто-то звонил. Стас взял гаджет. – Обычно мать не звонит в такое время, – удивился он. – По ее мнению, я на учебе. Странно.
Стас набрал номер матери. После первого же гудка она подняла трубку и затараторила:
– Стасик, к нам приходил какой-то парень со странной японской фамилией. Ой… как же она звучала… Судзуки… нет. Судзумуки. Заканчивается на «маки» или «муки»… не запомнила… но он сказал, что будет ждать тебя сегодня в десять утра у какого-то колеса. Что за колесо, я тоже не поняла.