Роковая измена

Последнюю фразу она произнесла так торжественно, будто под фанфары и аплодисменты объявляла Нобелевского лауреата. Ей вообще было неловко за свое прошлое унижение перед этой пигалицей. Запаниковала, Вадюша еле живой с угрозой остаться калекой на коляске, как тут не испугаешься? К черту в преисподнюю бы полезла, горы бы свернула, ради сына любимого. Теперь всё налаживается. Вадик домой приехал, отдохнет, а там и на реабилитацию в санаторий. Галина Ивановна прислушалась к тишине в трубке.

— Алло? Тася? Ты слышишь? Вадим дома!

— Я рада, но я очень занята, извините, Галина Ивановна, — попробовала распрощаться Тася.

Пауза. Тася нервно хихикнула, представив, как свекровь вздергивает выщипанную бровь. Эту ее привычку она не любила больше всего. Свекровь никогда не говорила, в чем конкретно ее претензия, просто округляла глаза и поднимала правую бровь. А потом молча стояла и ждала, когда окружающие догадаются, чем они задели эту женщину.

— Так вот, — словно ничего не слыша, продолжила Галина Ивановна, — Вадик хочет, чтобы ты его навестила. Он немного хандрит, а доктор советовал положительные эмоции и…

— Вряд ли я доставлю ему положительные эмоции, — оборвала ее Тася. — Мне пора, Галина Ивановна, извините.

В трубке раздались короткие гудки, и Галина Ивановна с возмущением охнула. Вот нахалка! Знала бы, чего это ей стоило — снова звонить, приглашать в дом. Если бы не Вадик, никогда бы, ни за что на свете!

Хватит и того, что на колени перед ней падала. Но кто ее может осудить? Какая бы мать не упала ради ребенка? Что угодно наобещаешь, когда дитя может остаться глубоким инвалидом. И сейчас Вадимчику несладко. Боли страшные.

Доктор ругается — надо гимнастику делать, разрабатывать ногу, а Вадик аж бледнеет, лоб в поту, так ему больно. Попросил вот эту позвать…уж непонятно, зачем… А она трубки кидает! Никакого уважения, ни такта, ни воспитания. Деревня она и есть деревня!

И Галина Ивановна, обиженно поджав губы, поспешила сообщить сыну, что его затея с треском провалилась. Как жужжание осенней надоедливой мухи, разносились по квартире охи и жалобы на неблагодарную, пригретую на груди змею, на вольготную свободную жизнь этой отмытой от грязи деревенщины, на несправедливость, с которой обошлась судьба с ее кровиночкой.

Исхудавший, обросший и мрачный Вадим мать слушал недолго. Он вывернулся, схватил толстую книгу, лежавшую рядом с диваном, и со всего маху запустил в стеклянную дверь: «Да заткнись ты уже! Хватит!»

Галина Ивановна всхлипнула и замолчала — ох, беда, беда приключилась. И поддержки ниоткуда не жди. Юлька наотрез отказалась приезжать, с пеленок она Вадика не любила, да ревновала. Эта змея тоже кинула денег, как обглоданную кость собаке — мол, подавитесь… Копейки свои оторвала.

Сколько Вадик на нее потратил за эти годы? А? Не считала? А надо бы…По совести-то за всё, что Вадик для нее делал, должна сейчас здесь быть, помогать… Бессовестная и есть.

Никаких угрызений у женщины не было. Таська им должна куда больше и точка. Не повезло ее мальчику. А всё потому, что мать не послушал, наперекор поступил. Всхлипнув еще раз, Галина Ивановна захлопотала у плиты: пора варить Вадимчику куриный бульон с гренками.

* * *

Тася спешила домой, радуясь, что до конца дня ее больше никто не побеспокоил. На всякий случай всё же покопалась у себя в душе, проверила, как щупает карманы человек на предмет дырки. Но прорехи не было — к Вадиму никаких чувств не шевельнулось. Она не испытывала злорадства — боже упаси, но и сочувствия не наблюдалось. Просто ровное никак.

— Тасенька, детка, у нас гости, — объявила Варвара Аркадьевна прямо в прихожей и, схватив Тасю за руку, поволокла в просторную столовую.

Стол был накрыт, как для дипломатического приема — сверкал и переливался майсенский фарфор с легкомысленными пастухами и пастушками, заварен ароматный чай, ожидал своего часа торт, купленный в самой дорогой фирменной кондитерской, скрипели белоснежные льняные салфетки.

И рядом со всем этим великолепием топтался худой, как щепка, мужчина в нескладно сидящем костюме. Он смущенно улыбался, то и дело поправлял очки и с восторгом смотрел на вошедших хозяйку дома и ее компаньонку. Больше, конечно, его восхищение было адресовано Тасе. На угловом столике источал аромат букет белых роз с роскошными раскрытыми бутонами.

— Тасенька, это мой ученик Алик. Известный ныне лингвист и переводчик. Вот, неожиданно на чай забежал, — отводя глаза, затараторила Варвара Аркадьевна.

Алик тем временем шагнул вперед, и галантно поклонившись, поцеловал Тасе руку. Тася с улыбкой оглядела приготовления хозяйки к такому «внезапному» визиту ее ученика. Наверное, по счастливому стечению обстоятельств, он еще и не женат. — «Ну, Варвара Аркадьевна, ну, интриганка», — развеселилась Тася.

— Но что же мы стоим? Пора пить чай! Алик поухаживай, пожалуйста, разрезай торт! А ты, дитя мое, — ласково обратилась пожилая дама, — разливай чай!

И села, сложив руки на черной строгой юбке, растроганно глядя на хлопочущих вместе мужчину и женщину.