Роковая кукла

— Я ненавижу Меркурий. Я торчу здесь шесть месяцев, два меркурианских года, и мне это надоело. Прежде всего, я никак не думал, что мне придется здесь пробыть дольше полугода, но время прошло, и ничего не сделано. Все здесь не так. Это самая маленькая планета. Она ближе всего к Солнцу, правда, повернута к нему лишь одним боком. Там, — он указал рукой в направлении отблесков короны, — солнечная сторона, где местами так жарко, что можно плавить свинец и варить серу. А в противоположном направлении, — он опять взмахнул рукой, — единственная поверхность планеты во всей Солнечной системе, которая никогда не видит Солнца. Все здесь ужасно.

Он умолк, перепрыгивая через мелкую, футов в шесть шириной, щель на поверхности, напоминавшую, возможно, о каком-то очень давнем меркуриетрясении, которую не смогли залечить ветер и погода. Прыжок вышел неуклюжим, как у землянина, который даже на Меркурии сохранил привычку к искусственной силе тяжести, создаваемой под куполом обсерватории.

Увидев это, Бигмэн неодобрительно щелкнул языком. И он, и Лаки лишь чуть удлинили шаг.

Пройдя еще четверть мили, Майндс заметил:

— Мы можем посмотреть отсюда, сейчас как раз подходящее время.

Он остановился, раскачиваясь и раскинув руки для равновесия. Бигмэн и Лаки остановились маленьким прыжком, и фонтанчики гравия взметнулись у их ног.

Майндс выключил свою лампу и указал куда-то. Лаки и Бигмэн тоже погасили свет и в темноте увидели маленькое белое пятно неправильной формы.

Оно было необыкновенно ярким и блестело ярче, чем Солнце на Земле.

— Отсюда его лучше всего видно, — сказал Майндс. — Это вершина Черно-белой горы.

— Она так называется? — спросил Бигмэн.

— Именно. Надеюсь, понятно почему? Гора находится на ночной стороне, как раз достаточно далеко от Разделителя — это граница между темной и солнечной сторонами.

— Это я знаю, — обиделся Бигмэн. — Вы думаете, я совсем невежда?

— Я просто объясняю. Это пятнышко расположено на северном полюсе, а другое — на южном, где Разделитель почти не сдвигается по мере вращения Меркурия вокруг Солнца. На экваторе Разделитель сдвигается на семьсот миль в одном направлении за сорок четыре дня, а затем на семьсот миль обратно за следующие сорок четыре дня. Здесь же его сдвиг составляет лишь около полумили, вот почему это подходящее место для обсерватории. Солнце и звезды неподвижны. В любом случае, Черно-белая гора Достаточно далеко отсюда, так что только верхняя половина ее бывает освещена. Когда уходит солнце, гора погружается в темноту.

— И сейчас, — заметил Лаки, — освещена только вершина.

— Только один—два фута сверху, но и они скоро потемнеют. Она будет вся черная день или два, по земному времени, потом свет начинает возвращаться.

Даже в течение того времени, что он говорил, белое пятно уменьшилось до размеров точки, которая горела, как яркая звезда.

Все трое ждали.

— Посмотрите в сторону, — посоветовал Майндс, — чтобы глаза привыкли к темноте.

Прошло несколько томительных минут, прежде чем он сказал:

— Ладно, пошли назад.

Лаки и Бигмэн так и сделали. Некоторое время они ничего не видели.

А затем пейзаж стал словно кровавым. Или, во всяком случае, часть пейзажа. Сначала возникло лишь ощущение красного цвета. Потом что-то удалось разобрать: гору неправильной формы, увенчанную пиком. Сейчас вершина была ярко-красной, книзу красный цвет становился все темнее и терял яркость; у подножья было все черно.

— Что это? — спросил Бигмэн.

— Солнце, — ответил Майндс, — опустилось сейчас как раз настолько, что, если смотреть с вершины горы, над горизонтом видны только корона и протуберанцы. Протуберанцы — это водородные струи, которые поднимаются на тысячи миль над поверхностью Солнца, они всегда ярко-красные, но обычно Солнце поглощает цвет протуберанцев.

Лаки кивнул. Из-за густоты атмосферы с Земли протуберанцы тоже можно было увидеть только во время полного затмения или с помощью специальных инструментов.

— А вот это, — тихо добавил Майндс, — называют «красным призраком Солнца».

— Итак, у нас есть два призрака, — неожиданно сказал Лаки, — белый и красный. Это из-за них вы взяли с собой бластер, мистер Майндс?

— Что? — вскричал Майндс. Затем возмущенно спросил: — О чем вы говорите?

— Я говорю, — сказал Лаки, — что пора бы вам объяснить, зачем вы нас привели сюда. Наверное, не для того, чтобы полюбоваться видами, иначе вы не стали бы брать с собой на прогулку по пустой необитаемой планете бластер.

Майндс ответил не сразу. Выдержав паузу, он спросил:

— Вы ведь Дэвид Старр?

— Совершенно верно, — спокойно ответил Лаки.

— Вы член Совета Науки. Тот, кого называют счастливчиком Лаки Старром.

— Совершенно верно, — снова ответил Лаки с некоторой неохотой, так как члены Совета Науки избегали известности.

— Значит, я не ошибся. Вы один из их лучших исследователей, и должны выяснить, что происходит с программой «Свет».

Губы Лаки сжались и вытянулись в ниточку. Ему совсем не хотелось, чтобы об этом так легко догадывались.

— Может быть, и так, может быть, нет. Зачем вы привели меня сюда?