Роковая любовь

В общении, кстати, нашли Баро и Форс много общих качеств. Скажем, оба своих имен не любили. Зарецкий вот тоже по-настоящему Рамиром звался, но предпочитал, чтоб его назвали Баро, по-цыгански значит — главный. А Форс был Леонидом. (Но форсу, честно говоря, в нем все же было намного больше…)

И вот однажды весной пришла к Баро весточка: мол, старый друг его Бейбут очень хочет этим летом со своим театром-табором в Управске поработать. И заодно решить другие важные вопросы. Что за «важные вопросы», Баро сразу понял. Кармелита совсем уж большая — восемнадцать лет, можно сказать, переросток. Пора, пора к свадьбе готовиться, дрэвца от сватов принимать. Оттого велел отец дочери выкинуть куда подальше эти ужасные гаджовские джинсы (по цыганским законам, для девушки совершенно неприличные) и сидеть дома. Ждать.

Но тут нестыковочка вышла. У Светки день рождения. И не где-нибудь, а в «Волге», в лучшем на всей реке (а может, и во всей России) ресторане. Лучшим он был, конечно же, не по кухне (хотя кухня тоже неплоха). А по виду, открывавшемуся из его окон. В обе стороны — Волга (и уже без кавычек) с ее рукавами да лесистыми островами.

Кармелита быстренько собралась. Оделась так, чтобы Рыч, сидевший у ворот, не заподозрил, что она на торжество, в ресторан едет. Но с другой стороны, так, чтобы в ресторане этом не стыдно показаться было. И только девушка собралась вырулить на своей малолитражке за ворота, как показалась солидная машина отца. Вот черт! Не успела!

Баро резко тормознул, так что пыль поднялась столбом, и показал Рычу жестом, чтоб тот закрывал ворота. Его походка не предвещала Кармелите ничего хорошего. Рамир молча открыл дверь ее машины, схватил дочку за локоть и не грубо, но по-отцовски решительно повел ее в дом. Довел до спальни и, толкнув в центр комнаты, грозно сказал:

— Снимай штаны!

Кармелита вспыхнула возмущением: «Неужто хлестнуть хочет, как ребенка-несмышленыша?»

— Папа! Да ты что! Я просто хотела сходить с друзьями в «Волгу». У меня… у Светки… у нас… день рождения!

Ничего не ответив, Баро полез в комод, начал рыться в ящиках.

«Нет, ну нормально? Роется в личных вещах взрослой женщины!»

— Папа! Что ты делаешь?

— Я сказал, снимай штаны, — строго повторил Баро.

Он открыл очередной ящик комода и наконец-то нашел в нем цветную цыганскую юбку, достал ее и запустил ею в Кармелиту.

— Надевай юбку. Сегодня вечером у нас будут гости, из табора. Я хочу, чтоб ты оказала им уважение. Мне стыдно будет, если ты появишься перед ними в таком безобразном виде, как сейчас.

— Вечером? Сегодня? Но ты не говорил, что они приедут именно сейчас.

— Я сказал тебе быть дома — этого достаточно.

— Ну уж нет, папа. Меня друзья ждут в ресторане, Света… Ты понимаешь, что у нее день рождения? Ну почему я должна встречать каких-то твоих гостей? Я к ним чуть позже приеду. И окажу уважение.

— Ай? Чячё? — с издевательским смехом переспросил Баро. — Какое одолжение! Она к ним позже приедет… Да это твой жених и его отец!

— Кто?! — Кармелите показалось, что она ослышалась.

— Жених! Миро! И Бейбут — отец его!

Кармелита рассмеялась, но, в отличие от отца, не издевательски, а совершенно искренне:

— Какой жених?! Сопливый пацаненок, катавший меня на лошади? Он был моим женихом в детстве! Я… я… даже не знаю, как он выглядит!

— Это неважно. Я тоже до свадьбы не знал, как твоя мать выглядит, а потом полюбил ее всем сердцем. — При воспоминании о Раде Рамир смягчился, успокоился, гнев сменился грустной усталостью. — Главное, что он твой жених. И хватит разговоров. Я просто хочу, чтобы ты встретила его, как положено.

— Но папа… — сказала Кармелита тоже уже без прежнего напора.

— Все. Прекрати. Ты останешься здесь, со мной, в нормальной цыганской одежде. А Свету мы потом вместе поздравим. Так, что стыдно не будет! Да, и вот еще что…

Баро достал из кармана браслет. Он показался девушке ужасно знакомым, но она не могла вспомнить, где и когда его видела…

— Это браслет твоей прабабушки. Мать умерла, поносить его не успела. Я хочу, чтобы он был на тебе.

Ты представляешь, что значит для меня эта вещь? Береги его, это святыня, — и надел браслет на руку Кармелиты. — Переодевайся и сиди в своей комнате…

— А…

— Выйдешь тогда, когда гости приедут.

Баро вышел из комнаты, закрыв дверь на ключ.

Кармелита скомкала юбку, хотела в сердцах бросить на пол. Потом передумала и пошла к зеркалу примерять ее, прямо поверх джинсов. И подбирать к ней бусы, заколки, браслеты…

Эх, цыганская кровь!.. Через полчаса трудно было поверить, что эта девушка может носить что-то еще, кроме цыганской одежды. Какие джинсы, какие кроссовки?! Точены туфельки, цветаста юбка, блузка, украшенья в тон. От Кармелиты нельзя было отвести глаз, как от костра. И берегись каждый, кого обожжет этот огонь!

Девушка смотрела на себя в зеркало. И такая нравилась себе все больше. Нет, отец все же в чем-то прав. Цыганка должна быть цыганкой.

Вот только — сидеть взаперти…