Роковая Маруся

Вечная формула всех мелодрам: Петя любит Катю, а Катя любит Васю, так и тут: Тоня любит Коку, Кока любит Машу, а Маша… толком еще никого не любит, однако… еще не вечер, но уже прохладно у незнакомого окна, и Маша еще не знает, какие пакости приготовила ей судьба в лице Тихомирова и Коки для того, очевидно, чтобы и она когда-нибудь поняла, что игра в любовь – опасна, что, оказывается, бывает иногда не только интересно, но и больно…

А Тоня конечно же была достойна лучшей участи, и это уже Кокин грех, за который он все равно рано или поздно заплатит. Ну, и Тихомиров, конечно: где ему было думать о какой-то судьбе какой-то девчонки, которых тысячи и которые, по мнению Тихомирова, только и рождены, чтобы он их использовал для плотских, режиссерских и других не всегда красивых своих целей. И для Тони жизнь, вместо благородного капитана Грея, ожидаемого на берегу, вышвыривает на берег истерзанного любовным штормом пирата, раны которого ей придется, хочешь не хочешь, бинтовать и врачевать. Бедная красавица Тоня с серьезным лицом! Ты слишком серьезно относилась к жизни, к любви и к Косте Корнееву, которому и суждено было стать твоим первым в жизни несчастьем. Уже через неделю Тоня и дня не могла прожить, чтобы не видеть Коку и, таким образом, была готова ко второму этапу интриги, закручиваемой режиссером-каскадером Владимиром Тихомировым.

Тактика и стратегия сердечных войн, а также воплощение их на практике

Утро. Не скажу, чтобы очень раннее, – около одиннадцати. Конец октября, поэтому прохладно, хотя сегодня на удивление ясно, солнечно и хорошо. Во дворе театра стоят двое – Кока и Тоня, у Тони глаза сияют, влюбленность сделала ее еще красивее; они молчат, смотрят друг на друга и держатся за руки. На Тоне легкая распахнутая шубка, короткая замшевая юбочка, туфли на высоком каблуке, черные колготки – все это вместе сразу выводит на первый план длину ее ног и стройность силуэта. Волна темно-каштановых волос стекает по поднятому воротнику шубки и падает на спину; она прекрасна и влюблена, всю прошлую ночь они в первый раз провели вместе на квартире у Тихомирова, вообще все было у нее в первый раз, что вызвало, кстати, у Коки некоторое опасливое удивление; и сейчас она провожает его на репетицию и пропускает из-за этого свои лекции (но ведь Костя попросил, и как она может отказать ему сегодня). Итак, они стоят и, как я уже и говорил, ее глаза сияют, Кокины – пока нет, еще не время, они засияют, когда будет нужно; ее безупречная фигура издалека видна, прекрасно, а поближе будет видно, что за лицо у Тони, ах! какое лицо! Они держатся за руки, отлично, все готово и все в ожидании: через минуту-другую здесь должна появиться Маша, у которой тоже сегодня репетиция.

Вот из-за угла в переулок въезжает «мерседес» Митричека, он везет Машу на работу, та-а-ак! Включились все! Осветители, приборы! Звук! Готово? Мото-о-ор! Камера пошла! Та-а-к! Кокины глаза засияли, уже пора, пора, Кока, включайся! Маша выходит из «мерса», «пока, Малыш», воздушный поцелуй Малышу и пальчиками этак в воздухе, улыбающийся Малыш крупно, тоже пальчиками Маше – закрывает дверь, смотрит на часы, отъезжает – отлично! Маша провожает глазами машину, у нее хорошее настроение, она улыбается, поворачивается, входит в ворота, идет по двору к служебному входу, поднимает глаза и видит разом всю эту скульптурную группу, которая прямо-таки кричит о молодости, любви и счастье. Крупно фрагменты скульптурной группы – Кока, глаза сияют – отлично! – Тоня, ну, тут все и так хорошо! – руки, оператор, возьмите руки их сплетенные, не забудьте. Блестяще! – Теперь резко, крупно – лицо Маши – Ага-а-а! Вот то, что надо: смятение, разочарование, досада и, наконец, желание все это скрыть. Замечательно, так сыграть нельзя, просто гениально! Дальше – Маша проходит мимо них, те ее не замечают – Маша тихо говорит «здравствуйте, Костя», это звучит, как «простите, Костя» – Маша, молодец! Сильная краска!

Кока – очень крупно! – не в силах оторваться от Тониных глаз – смутно слышит, что с ним здороваются где-то сбоку, надо ответить на приветствие – Кока – средний план – с трудом отводит глаза от Тониного лица, замечает Машу и небрежно… небрежно, Кока! еще небрежнее, сколько объяснять! – абсолютно проходно, как будто не Маша прошла, а грузовик проехал – во-о-от! – это уже ближе, ты же репетировал дома, чтобы это получалось автоматом, помни, тут только один дубль и все, больше не будет – теперь давай – «А-а-а, мол, это вы, привет, Маша», – и снова все внимание на Тоню – вот! Молодец! Она, Маша, должна понять, что ее не то что простили, а уже забыли напрочь, что ее в упор не видят, что забыли все, что с ней связано, как дурной сон, что она стерта из памяти легко, что не рубец в душе она оставила, а всего лишь надпись мелом и матом на заборе, которая стирается мокрой тряпкой моментально, а след от тряпки уже давно высох.