Роковая монахиня

«Считаю своим долгом с помощью этих показаний в какой-то мере пролить свет на ужасную историю Ганса Андерса, если это вообще возможно применительно к настолько загадочному и в высшей степени странному делу. Будучи довольно длительное время знакомым с Андерсом, я почти каждый день бывал на месте разборки руин бывшей иезуитской казармы, где он руководил работами. Поскольку я занимаюсь историческими и археологическими исследованиями, то я надеялся, что во время сноса здания, насчитывавшего многие столетия, смогу найти что-либо интересное для себя. Определенные признаки навели меня на след потайного хода, а Андерс, компетентность которого как архитектора не подлежит сомнению, пошел по этому следу с такой проницательностью и настолько удачно, что нам удалось обнаружить старый склеп с несколькими мумифицированными телами. Вы, наверное, помните, что одно из этих тел на следующий день после их обнаружения нашли в таком состоянии, что позволило сделать вывод о совершенном над ним преступлении. Однако расследование, как известно, не дало тогда никаких результатов. Несколько дней спустя ко мне пришел Ганс Андерс. Должен сказать, что я еще и раньше обратил внимание на некоторые изменения в его поведении; он был чем-то обеспокоен, вместо своей обычной уверенной и в то же время любезной манеры держаться он временами становился то рассеянным, то вспыльчивым и раздражительным, а иногда начинал дрожать, как будто испытывал перед чем-то сильный страх. Это состояние было особенно заметно во время его визита, и когда я спросил Андерса, что с ним такое, он дал уклончивый ответ. Наконец, через некоторое время, когда он уже был не в состоянии скрывать свое беспокойство, Андерс сказал: „Сегодня мне принесли домой ее портрет“. — „Какой портрет?“ — „Портрет сестры Агаты, Роковой Монахини“. — „Что это вам пришло в голову, ведь картина висит в ризнице, причем закреплена настолько прочно, что ее невозможно снять со стены“. — „Вам не удалось снять картину, не правда ли? — спросил он. — Но я клянусь вам, что сейчас она висит в моей квартире“. — „Так кто же принес ее вам в дом?“ — „Не знаю, это было в мое отсутствие. Принес посторонний человек, повесил ее на стену и ушел, не сказав, кто его прислал“. — „Однако нужно выяснить, кто ему поручил принести картину!“ — „Это как раз то, что я никак не могу установить. В конце концов я пошел к пастору, но и он ничего не знал об этом; когда я спросил его, нет ли у него претензий ко мне, ведь картина является церковным имуществом, он ответил, что только рад этому, поскольку наконец избавился от нее, он и сам уже давно собирался куда-нибудь ее сбыть. Но самое страшное, что я не смог бы вернуть портрет обратно, даже если бы захотел“. — „Почему?“ — „Потому что он так же прочно висит у меня на стене, как раньше висел в ризнице. Это непостижимо, но тем не менее бесспорно, и прошу вас посетить меня и убедиться, что я говорю правду“.

Должен сказать, что это сообщение архитектора показалось мне довольно странным, поскольку картина, о которой шла речь, была, по утверждению Андерса, портретом сестры Агаты, одной из монахинь, мумии которых мы обнаружили в склепе. Чтобы успокоить взволнованного архитектора, я обещал зайти к нему в один из ближайших дней и вспомнил о своем обещании, когда в конце недели случайно оказался недалеко от его квартиры. Андерс куда-то вышел, но дома оказалась его жена.

„Ах, как я рада, — сказала она, — что вы пришли к нам; я уж было решила нанести вам визит сама. Вы единственный знакомый моего мужа, с которым он близко общается; он очень ценит вас, и поэтому я надеюсь, что вы сможете повлиять на него“.

Когда я выразил готовность быть к ее услугам, она принялась со слезами на глазах жаловаться, что ее муж, по всей видимости, болен. Последнее время он находится в какой-то странной растерянности, весь день молчит и по ночам ворочается без сна в постели. Он еще несколько дней назад обещал ей немедленно взять отпуск и уехать, потому что явно переработался, но его невозможно уговорить оставить город.

„Боже мой, — сказала госпожа Бланка, — я уже не осмеливаюсь заговорить с ним о враче. При этом слове он взрывается и начинает упрекать меня, будто я предлагаю ему сделать что-то унизительное“.

Я одобрил стремление госпожи Бланки уговорить ее мужа поехать куда-нибудь отдохнуть. Несколько минут спустя домой вернулся Андерс.

Он приветствовал меня, явно обрадовавшись моему приходу, поздоровался и со своей женой, однако интуиция подсказывала мне, что между супругами пролегла тень, что на них действовала некая невидимая, бесплотная сила, разделявшая их. У госпожи Бланки эта невидимая сила вызывала страх, а у Андерса — я сначала подумал, что ошибаюсь, но более пристальное наблюдение подтвердило это — отвращение к своей жене. Отвращение, смешанное со страхом. Это показалось мне в высшей степени странным, поскольку я знал, что Андерс очень любил свою жену. После обмена несколькими ничего не значащими фразами госпожа Бланка удалилась, чтобы предоставить мне возможность, как я обещал, поговорить с Гансом.