Роковая монахиня

Я не слушал его дальше, потому что, когда я оценивал на глаз высоту шкафа, мой взгляд упал на висевшую над ним картину. И вдруг у меня появилось такое ощущение, что эта картина должна дать нам ключ к разгадке. К удивлению архивариуса, я велел принести лестницу и поставить ее к шкафу, а затем забрался по ней вверх. Когда я очутился в непосредственной близости от бледного лица и эти глаза оказались на уровне моих глаз, меня чуть было снова не охватил ужас минувшей ночи. Но я взял себя в руки и начал обследовать портрет. Толстый слой грязи не позволял различить даже вблизи почти ничего, кроме того, что на изображенной особе было одеяние, подобное монашескому, в то время как на голове не было ни чепчика, ни платка, одни лишь вьющиеся волосы. Довольно странными казались эти волосы, беспорядочноспутанные, похожие, скорее, на переплетение змей, как обычно рисуют голову Медузы. Однако плохое состояние картины не позволяло сделать достоверное заключение. На шее висело на цепочке какое-то украшение. Но не крест, который можно было ожидать увидеть у монахини, а что-то вроде броши с нанесенным на нее орнаментом. Он был похож на лилию, заключенную в многоугольник. Мне показалось, что я уже не раз видел этот орнамент внизу на шкафу, причем лилия была изображена то в шестиугольнике, то в ромбе, то в пятиугольнике, как здесь.

— Доктор, — сказал я, спускаясь с лестницы, — думаю, я напал на след, ведущий к разгадке.

— И этот след вы обнаружили вверху на картине?

— Полагаю, что так. Ключом является лилия в пятиугольнике. Давайте искать.

Хотя я был уверен, что видел орнамент, тем не менее какая-то растерянность не позволяла мне собраться с мыслями. Как в тумане плыли у меня перед глазами резные узоры шкафа, и тщетно боролся я с усталостью, не понимая, как я мог испытывать ее в такой решающий момент. Ощущение было примерно такое, какое бывает, должно быть, у человека, замерзающего на морозе. Тут архивариус воскликнул рядом со мной:

— Вот лилия в пятиугольнике! И что дальше?

Мои жизненные силы вдруг возвратились ко мне, будто я оказался перед лицом чего-то неотвратимого, когда нет более сомнений в исходе. Я стал осматривать лилию, а рабочие в это время с любопытством взирали на меня. Мне показалось, что дерево подается у меня под рукой, я нажал на лилию изо всей силы — тут из глубины старого шкафа раздался громкий скрип, и узкая щель прорезала шкаф сверху донизу. Мы уперлись плечами, но ржавые, не работавшие в течение столетий петли подавались с трудом. Пришлось открывать дверь рывками, удивляясь в промежутках хитроумному потайному механизму. Снаружи и эта часть шкафа была разделена поперек выдвижными ящиками, однако при нажатии на лилию эти вроде бы разделенные поверхности, соединившись, превращались в дверь. По мере того как она открывалась, влево и вправо раздвигались ящики шкафа, и вскоре мы оказались перед задней его стенкой. Здесь уже нетрудно было найти кнопку, которую следовало нажать, чтобы отворить дверь.

За ней открылся темный туннель хода. Я хотел было уже кинуться туда, но архивариус удержал меня.

— Терпение! Сначала мы должны проверить, пригоден ли там внутри воздух для дыхания.

Привязали к шесту свечку, зажгли ее и просунули в глубь хода. Она горела ярким пламенем, расплавленный стеарин крупными каплями падал в темноту.

Мы вошли в туннель.

Несколько ступеней вниз, потом прямо, затем снова несколько ступеней вниз и снова прямо.

— Я полагаю, мы находимся в потайном ходе Роковой Монахини, — прошептал архивариус. Он лишь полагал, а я был в этом уверен. Несмотря на то что воздух здесь был относительно свежим, мне было почему-то тяжело дышать.

— Мария и Иосиф! — проговорил неожиданно рабочий, который шел со свечой впереди, и остановился. Стены пропадали здесь в темноте, туннель выходил во что-то вроде склепа, в середине которого стояли на возвышениях четыре деревянных гроба. Совсем простые, без украшений, они своей формой указывали, что были сделаны столетия назад. Архивариус поднял крышку одного из них, там лежала монахиня с иссохшим, как у мумии, лицом — руки скрещены на груди, одежда почти полностью обветшала, так что в некоторых местах сквозь дыры проглядывала плоть, устоявшая перед тлением.

Мы сняли крышки с других гробов. В четвертом лежала Агата — Роковая Монахиня. Я узнал ее сразу, это была женщина, которая ночью пробегала мимо моего дома, спасаясь от толпы разъяренных мужчин, это был прообраз картины в ризнице.

Тут архивариус, стоявший рядом со мной, сказал:

— А знаете, среди этих покойниц вполне может быть сестра Агата, Роковая Монахиня.

— Я знаю это — вот она, я ее узнал. Вы только посмотрите, насколько она лучше выглядит, чем остальные. Сразу видно, что другие настоящие мертвецы, а эта…

Доктор Хольцбок схватил меня за руку и сказал:

— Надо постараться поскорее выйти из этого подземелья, мне кажется, воздух здесь внизу все же опасен. Вперед!