Роковая монахиня

Она долго не могла уснуть. Сегодня вечером у нее было какое-то неясно-тревожное и тягостное чувство на душе. Три-четыре раза Дороти, едва сдерживая крик, вскакивала в постели: она готова была поклясться, что слышала тяжелые, медленные шаги Патрика на лестнице — так он ходил обычно, нагруженный своими инструментами. Однако, конечно же, в этом было виновато ее перевозбужденное воображение. И ей приходилось в конце концов каждый раз признаваться себе, что она ошиблась. Ведь никто и не мог бы подняться по лестнице: дверь внизу была заперта на замок и на засов. Кучер Том спал на конюшне, и ни одна из трех женщин не решилась бы открыть ночью кому-нибудь дверь. Наконец она заснула. Но от этого ей не намного стало лучше, поскольку всю ночь ей во сне слышались звуки молотка и пилы и она видела страшный скелет, сидевший на белке в кладовой и забивавший гвозди в доски, как будто для него это было вполне естественное и привычное занятие. Тем не менее треволнения минувшего дня настолько утомили Дороти, что она не проснулась от этого кошмара и проспала до тех пор, пока на следующее утро восходящее солнце не бросило свои первые золотые лучи в ее окно.

— Иисус Мария, Иосиф! — вскричала она, однако, едва открыв глаза и до конца не проснувшись, и молниеносно спряталась под одеяло, охваченная ужасом, от которого все тело ее тряслось, как в лихорадке. Дело в том, что задняя стена ее комнаты тоже непосредственно примыкала к старому залу как раз в предназначенном для кладовой месте. И Дороти могла поклясться всеми святыми, что именно оттуда, стоило ей лишь высунуть голову из-под одеяла, она слышала равномерно взвизгивающие звуки пилы.

Только под одеялом она вспомнила, какие ужасные кошмары ей снились ночью, и ее воображение, как ей казалось, еще полностью не придя в бодрствующее состояние, выдало ей как бы продолжение этих сновидений. Но звуки были слышны так отчетливо. Сердце колотилось в груди, словно кузнечный молот. Однако, боже милостивый, ведь в небе сияло яркое солнце, да и из-под одеяла тоже надо было выбираться. Перед тем, как это сделать, Дороти — все еще находясь под одеялом, которое закрывало ее целиком, — сложила руки для молитвы и прочитала «Аве Мария» и «Всех святых», а затем еще раз и еще раз. Потом, пробормотав благочестивое «С богом!», она решительно отбросила одеяло и приподнялась с постели.

И тут, не возьми она себя в руки, Дороти, поддавшись первому побуждению, снова чуть было не нырнула под одеяло, потому что из кладовой совершенно отчетливо раздавались звуки ударов молотка, будто кто-то приколачивал доску к балке. Она с напряженным вниманием стала прислушиваться. При этом на лбу у нее выступил холодный пот, так как она опять вспомнила в этот момент свой сон и страшный скелет. Теперь не оставалось сомнения, что в кладовой кто-то работал, будь то живой или мертвый.

Однако Дороти была более не в состоянии в одиночку переносить весь этот ужас. Одним движением она соскочила с постели и бросилась к двери своей госпожи. Еще никогда в жизни Дороти не делала такого прыжка. В следующее мгновение она очутилась в комнате у постели Мисс, которая тоже уже не спала и была бледна как полотно. Дороти завопила сдавленным от страха голосом:

— О боже милосердный! Он здесь, он пришел, он сдержал слово!

Этот взрыв отчаяния и, может быть, близость человеческого существа в какой-то степени вернули Мисс присутствие духа. Она схватила Дороти за плечи, слегка встряхнула ее и сказала успокаивающим и почти твердым голосом:

— Ну, ну, Дороти! Не будь ребенком! Зачем сразу думать о самом худшем? Ведь мы в руках божьих, и никакой злой дух не может причинить нам вреда! Но мы даже не знаем, дух ли это. Я только сейчас вспомнила, что во дворе все еще стоит лестница, по которой каменщики носили свои кирпичи. Кто знает, может быть, Том сходил вчера к тому плотнику и попросил его прийти. Он, возможно, подумал, что кладовую нужно теперь поскорее доделать, и позвал плотника, не спросив у меня предварительно разрешения, чтобы тот пришел сегодня утром. А плотник, вероятно, не хотел нас будить только ради того, чтобы ему открыли дверь, и поднялся в старый зал по лестнице через окно.

Пока Мисс говорила это, такое объяснение показалось ей настолько убедительным, что она сама стала в него верить. Она похлопала Дороти по плечу и бодро продолжила:

— Ну, ну, дитя мое! Не глупи! Оденься и открой дверь Рози. Она уже целых пять минут стучит в нее так, словно хочет выломать. Как тебе не стыдно быть такой трусихой?

И действительно, Дороти в результате этого успокаивающего объяснения почувствовала себя настолько бодрее, что смогла пройти к себе, быстро набросить капот и, спустившись вниз, открыть запертую на замок и засов дверь. Но едва это произошло, как ее чуть не сбила с ног ворвавшаяся Рози. Вбежав в комнату Мисс, она пролепетала трясущимися губами:

— Вы слышали его? Он здесь! Он пришел!