Роковая музыка (Музыка души)

Они репетировали всю ночь в необычайно аккуратных меблированных комнатах Глода, которые располагались за кожевенной фабрикой на Дороге Федры и были надежно укрыты от любопытных ушей Гильдии Музыкантов. Комнаты были весело раскрашены, отдраены и сияли чистотой. Вам не найти тараканов, крыс или каких угодно паразитов в гномьем жилище. Во всяком случае, если у хозяев есть сковородка.

Имп и Глод сидели и смотрели, как тролль Лайас молотит по своим камням.

— Ну, что скажете? — спросил тот, закончив.

— Это все, что ты можешь? — осведомился Имп наконец.

— Это же камни, — пояснил тролль терпеливо. — Все, что ты можешь из них извлечь — боп, боп, боп.

— Хмм. Могу я попробовать? — спросил Глод.

Он уселся перед россыпью камней и какое-то время внимательно их рассматривал. Затем он переложил некоторые из них, достал пару молотков из ящика с инструментами и постучал ими на пробу.

— А теперь давайте посмотрим… — сказал он.

Бамбам бамБАМ.

Струны гитары рядом с Импом загудели.

— Без Майки, — сказал Глод.

— Что? — спросил Имп.

— Просто маленькая музыкальная бессмыслица, — сказал Глод. — Как «Стрижка и бритье, два пенса».

— Прошу прощения?

Бам бам а бамбам, бамБАМ.

— Два пенса — неплохая плата за стрижку и бритье, — заявил Лайас.

Имп испытывал к камням сложные чувства. Ударные тоже не приветствовались в Лламедосе. Барды говорили, что кто угодно сможет колошматить палками по камням и выдолбленным бревнам. Это не музыка. А кроме того — тут они понижали голоса — в этом есть что-то животное.

Гитара загудела. Она как будто подхватывала звук.

У Импа вдруг возникло ощущение, что с ударными можно сделать много интересного.

— Можно мне попробовать? — спросил он.

Он взял молотки. Гитара издала несколько едва ощутимых звуков.

Сорок пять секунд спустя он опустил молотки. Эхо смолкло.

— А зачем ты треснул меня по шлему в самом конце? — осторожно поинтересовался Глод.

— Извини, — сказал Имп. — Я немного отвлекся. Мне показалось, что ты — тарелка.

— Это… необычно… — сказал тролль.

— Музыка… в камнях, — сказал Имп. — Ты просто доллжен помочь ей выйти наружу. Музыка вообще содержится во всем, надо только знать, как искать.

— Можно мне попробовать этот рифф? — спросил тролль. Он взял молотки и прошаркал на свое место среди камней.

А бам боп а ри боп а бим бам бум.

— Что ты с ними сделал? — спросил он. — Они зазвучали… неистово.

— Неплохо звучит, — сказал Глод. — Очень доже неплохо.

Этой ночью Имп спал, заклинившись между крошечной кроваткой гнома и громоздящемся Лайасом. Он улегся и вскоре захрапел. Струны гитары рядом с ним сладко пели. Убаюканный этими почти неслышными звуками, он совершенно забыл об арфе.

Сьюзан проснулась. Кто-то дергал ее за ухо. Она открыла глаза.

— ПИСК?

— О, нет…

Она села в постели. Остальные девочки спали. Окно было распахнуто, поскольку в школе приветствовался свежий воздух. Он был доступен в любых количествах и совершенно бесплатно.

Крысиный скелет заскочил на подоконник и, убедившись, что она наблюдает за ним, спрыгнул в ночь.

Насколько Сьюзан могла понять, мир предлагал ей два варианта, на выбор. Она могла остаться в постели или последовать за крысой. Что было бы, безусловно, исключительно глупым поступком. Слащавые персонажи книжек часто поступают именно так и заканчивают в каком-то идиотском мире, населенном гоблинами и говорящими животными с задержками в развитии. И это, как правило, такие слабые, плаксивые девочки. Они позволяют проделывать с собой что угодно, не предпринимая ни малейшей попытки дать отпор. Они просто плывут по течению, произнося фразы типа «Господи храни», в то время как любое разумное человеческое существо быстро организовало бы все как надо.

Тем не менее, когда обо всем этом думаешь в таком вот разрезе, оно представляется довольно соблазнительным. О мире сделано слишком много поверхностных суждений. Сьюзан всегда говорила себе, что задача таких людей, как она (если такие, конечно, существуют) — привести все в порядок. Натягивая платье и перелезая через подоконник, она до последнего момента была уверена, что сейчас вернется в постель.

Крыса тонкой тенью скользила через залитый лунным светом газон. Сьюзан бросилась за ней. Та привела ее к конюшням, где и растворилась в тени. Через некоторое время, в течение которого Сьюзан слегка мерзла и в гораздо большей степени ощущала себя идиоткой, крыса вернулась, таща предмет гораздо больший ее самой. Он походил на сверток старого тряпья. Затем крысиный скелет отошел на несколько шагов, разбежался и дал свертку хорошего пинка.

— Ну ладно, ладно!

Сверток открыл глаз, который принялся дико вращаться, пока не сфокусировался на Сьюзан.

— Я предупреждаю тебя, — сказал сверток. — Я не произношу слов на Н.

— Извините? — сказала Сьюзан.

Сверток развернулся, поднялся, шатаясь, на ноги и расправил неопрятные крылья. Крыса перестала его пинать.

— Я же ворон, так? — сообщил он. — Одна из немногих говорящих птиц. Первое, что люди говорят, это — о, ты же ворон, давай, скажи то слово на Н… Если бы я получал пенни за каждый раз, я бы…

— ПИСК.