Роковая музыка (Музыка души)

Она хотела сохранить ему жизнь и это было правильно, она знала. Как только она услышала его имя… ну, оно было важно. Она унаследовала часть памяти Смерти. Она никогда не встречала этого парня, но может быть он — встречал. Она чувствовала, что его имя и лицо так прочно обосновались в ее сознании, что все ее мысли вращались вокруг него.

Что-то успело спасти его раньше нее.

Она опять поднесла жизнеизмеритель к уху. И обнаружила, что притопывает ногой. А далекие тени пришли в движение.

Она бросилась бежать по полу, настоящему полу, за пределами ковра. Тени более всего напоминали овеществленную чистую математику. Множество кривых… непонятно чего. Указатели наподобие часовых стрелок, но размером с дерево, медленно двигались в воздухе.

Смерть Крыс вскарабкался к ней на плечо.

— Я полагаю, ты не знаешь, что происходит?

— ПИСК.

Сьюзан кивнула. Крысы умирают, когда приходит пора умирать. Они не пытаются избежать смерти или воскреснуть после нее. Никто никогда не видел крыс-зомби. Крысы знают, когда должны сдаться.

Было два часа ночи. Шел дождь. Констебль Детрит (Городская Стража Анк— Морпорка) охранял Дворец Оперы. Этому подходу к службе он научился у сержанта Колона. Если вы оказались в одиночестве дождливой ночью, ступайте охранять что-нибудь большое с удобными выступающими карнизами. Колон следовал этому правилу в течение многих лет, и в результате ни одна из главных городских достопримечательностей не было похищена [14].

Это была ночь, небогатая на происшествия. Разве что с час назад с небес обрушилась шестидесятичетырехфутовая органная труба. Детрит заинтересовался этим настолько, что хотел было пойти осмотреть кратер, но не пошел, поскольку был не уверен в криминальном характере этого казуса.

Кстати, он считал, что так обычно и появляются органные трубы.

Кроме того, последние пять минут он слышал приглушенные удары и редкие позвякивания изнутри Оперного. Он взял эти звуки на заметку. Детрит не хотел выставить себя глупцом. Он ведь никогда не бывал во Дворце Оперы и не знал, какие звуки он обычно производит в два часа пополуночи. Двери распахнулись и большой странной формы ящик, спотыкаясь, вышел на улицу.

Он перемещался необычным образом — несколько шагов вперед, пара шагов назад. И при этом беседовал сам с собой. Детрит посмотрел вниз. Он увидел — он на секунду задумался — не менее семи ног различных размеров, причем только четыре из них имели ступни. Детрит неуклюже догнал ящик и постучал по стенке.

— Привет, привет, привет, чего это все… итак? — спросил он, тщательно следя за правильным построением фразы.

Ящик остановился и сообщил:

— Мы — пианино.

Детрит погрузился в размышления. У него не было уверенности относительно того, что такое пианино.

— Пианино ходит туда-сюда, что ли? — спросил он.

— Это… у нас же есть ноги, — сказало пианино.

Детрит признал разумность этого соображения.

— Но ведь сейчас середина ночи, — сказал он.

— Даже пианины должны иметь свободное время, — ответило пианино.

Детрит поскреб в затылке. Казалось, все это достаточно разумно.

— Ну ладно… Все в порядке, — сказал он.

Он смотрел, как пианино, дергаясь и вихляя из стороны в сторону, спустилось по мраморным ступеням и скрылось за углом. При этом оно продолжало разговор с собой.

— Как много у нас времени, как ты считаешь?

— Должны успеть добраться до моста. Он недостаточно умен, чтобы быть барабанщиком.

— Но он же полицейский.

— И что?

— Клиф?

— Ась?

— Мы можем попасться.

— Ему нас не остановить. У нас задание от Глода.

— Точно.

Пианино, опасно накренившись, пересекло лужу и спросило себя:

— Бадди?

— А.

— Почему я это сказал?

— Что сказал?

— Ну, что у нас задание… ты понимаешь… от Глода?

— Нууу… гном сказал нам — идите и принесите пианино, его зовут Глод, так что…

— Да. Да. Правильно… Но он ведь может нас остановить, я имею в виду, ему не помешают какие-то задания от каких-то гномов…

— Может, ты просто немного устал.

— Может, и правда, — сказало пианино с облегчением.

— Но, так или иначе, у нас задание от Глода.

— Ага.

Глод сидел в своих меблирашках и рассматривал гитару. Она прекратила играть, как только Бадди ушел, однако если подставить ухо близко-близко к струнам, можно было уловить тихое мягкое гудение.

Сейчас он очень осторожно протянул руку и коснулся…

Назвать внезапный трескучий звук диссонансом было бы слишком мягко. В этом звуке было рычание, он показывал когти.

Глод уселся на место. Все правильно. Верно. Это инструмент Бадди. Инструменты, на которых долгие годы играют одни и те же люди, сживаются с ними, хотя на памяти Глода и не было случаев, чтоб они избивали посторонних. Конечно, Бадди владеет им чуть больше одного дня, но принцип здесь, безусловно, тот же.

Была такая старая гномья легенда о Роге Фаргли, который начинал играть, когда приближалась опасность и — по неизвестным причинам — в присутствии хрена.