Роковая наследственность

– Доктор! Я хотела бы услышать ваше мнение по поводу состояния Александра Васильевича. Насколько оно серьёзно, и каковы могут быть последствия?

– О! Вам не стоит беспокоиться мадам, ничего смертельного! – словно очнувшись от сна выпалил доктор. Он говорил по-русски, но очень сильно картавил. Поставив пустой стакан на стол, а саквояж на пол, доктор продолжил озвучивать диагноз пациента.

– Сердечный приступ на почве нервного потрясения. Граф сказал, что получил дурное известие. Вот нервы и не выдержали, плюс возраст.

– Возраст? – удивилась Катя.

– Увы мадам – это факт. Графу противопоказаны различного рода потрясения, а также переутомление и перевозбуждение. В его возрасте – это серьёзные враги.

Продолжая внимательно слушать доктора, Катя заметно побледнела.

– Сейчас ему показан покой и постельный режим. Дня три-четыре, думаю будет достаточно. Не жирная пища, исключительно положительные эмоции, и ежели состояние не ухудшится, то можете возобновить прогулки, с условием, что они не будут длительными. Почаще присаживайтесь на скамеечку и любуйтесь морским пейзажем. Так же, попрошу вас проследить, что б лекарства, прописанные мной, принимались им строго по часам. Рецепт на столике в спальне. Ну а ежели что, то посылайте за мной в любое время, – и достав из кармана визитную карточку, положил её на стол. Затем, доктор поднял с пола саквояж, но вместо того, чтобы попрощаться и уйти, подошёл к сидящей напротив него Кате, и взяв её под руку, повёл к двери, словно хотел увести с собой. Там у двери он остановился, и поцеловав ей руку с грустью сказал.

– Берегите своего избранника, он уж не юноша. И вот ещё что. Я советую вам до завтрашнего дня оставить возле графа мою помощницу. Вы бледны, вам надо отдохнуть.

– Благодарю доктор, благодарю за всё и, в частности, за заботу обо мне, – ответила Катя, изобразив на лице лёгкую улыбку, и тотчас добавила, – Прощайте.

Взглянув на Катю в последний раз, доктор подумал, что такая красавица, а по всему видать и умница, могла бы составить счастье любому мужчине.

-–

– Жаль конечно, но визит в театр придётся отложить, ничего не поделаешь… – рассуждала Катя, рассматривая себя в зеркало. – Надо признать, месьё парикмахеру моя причёска удалась на славу. Прелесть, просто прелесть как хороша! А сколько времени и денег на неё потрачено! А моё новое платье! Ведь я обещала Норе, что впервые одену его именно здесь. Да-а- а, жаль!

Тут из спальни вышла помощница доктора, сестра Орелия и сообщила, что граф уснул, а ей пора уходить.

– Вы можете подождать ещё несколько минут? – спросила её Катя, и получив положительный ответ поспешила в спальню.

Дементьев спал лёжа на спине. От его прежнего лица с лоснящейся кожей и еле заметными морщинами не осталось и следа. Бледный и осунувшийся, он выглядел очень уставшим и постаревшим. Его массивные руки с толстыми короткими пальцами лежали поверх одеяла. Катя дотронулась до его руки, но он не почувствовал прикосновения, потому как сон был глубоким и крепким.

– Возраст, сердце, переутомление… Господи! Я и предположить не могла, что всё так быстро закончится! Ну ничего, ничего… А мы не будем переутомляться, да Александр Васильевич, и всё будет хорошо. Вот сыграем свадебку, а там уж как Бог даст! – разглядывая Дементьева рассуждала Катя. Вспомнив, что её ждут, она поцеловала его в лоб, и покинула спальню.

Собираясь уходить, сестра Орелия предупредила мадам, что граф проспит до утра, поскольку получил максимальную дозу успокоительного средства, и мадам осенило.

– Что будет прока в том, что весь этот вечер я просижу у кровати спящего человека? И почему бы не провести это время в театре?

– Скажите Орелия! – заговорила Катя, почувствовав прилив сил и хорошего настроения, – Не согласитесь ли вы остаться и присмотреть за графом? Обстоятельства складываются таким образом, что прямо сейчас мне необходимо отъехать на несколько часов. Об оплате не беспокойтесь, заплачу сколько пожелаете.

Орелия согласилась не колеблясь, лишь спросив о прислуге, чья помощь ей возможно понадобится.

– О, конечно, понимаю. Служанка будет в вашем распоряжении сразу после того, как поможет мне собраться.

Говоря эти слова, Катя, со всей силой сжимала пальцы рук, чтобы не захлопать в ладоши, и не закричать, – Ура-ура-ура! Я еду, еду в театр!

-–

– Ваш выход, мадам Ворстрякова! – сказала про себя Катя, подавая руку лакею, помогавшего ей выйти из коляски.

Несколько десятков шагов, отделяющих от входа в театр, Катя проделала под пристальным вниманием людей, в чьё поле зрения она успела попасть. Уже находясь внутри, ей на мгновенье показалось, что она очутилась в Петербурге, в Александрийском или Мариинке. Почему? А потому, как здесь царили те же нравы.

Всему виной, как всегда, был её облик и красота, с которой не могли сравниться самые изысканные красавицы и модницы Ниццы, да что Ниццы, всей Франции!