Роковая ошибка княгини (СИ)

– Умирайте сколько хотите, но не в моё дежурство, пожалуйста! – произнесла она и решительными шагами направилась к нему. Такого напора Владимир Петрович явно не ожидал, да если бы и ожидал – что он мог? Разве что откатиться подальше к стене? Будучи прикованным к инвалидному креслу, особенно не побегаешь, тут уж пришлось смириться со своим постыдным положением, а он находил его именно постыдным, и никаким более.

Ничуть не страшась запачкать своё новое платье, Александра присела перед Владимирцевым на корточки и, отведя его руки в стороны, стала уверенно расстёгивать рубашку на его груди. Он окончательно опешил от такого натиска, но потом всё же вспомнил, что он человек военный, и не в его правилах тушеваться перед барышней, и взял ситуацию под свой контроль.

Точнее, думал, что взял. То есть, он решил, что схватить её за запястья будет достаточно, чтобы остановить. И напрасно он так решил.

– Что ты, чёрт возьми, делаешь? – возмутился Владимир, глядя прямо на неё, и их взгляды скрестились, словно сабли во время поединка, когда ни один из противников не намерен уступать.

"Ой, какие глаза у него!" – совершенно не к месту подумала Александра, но нахмуриться недовольно, слава Богу, не забыла. Вид у неё сделался очень серьёзным и решительным, и она, Владимирцев сам не понял как, высвободила руки из его цепкой хватки.

– Собираюсь сменить вам перевязку! – ответила она. – И на всякий случай заранее предупреждаю: я её всё равно сменю. Можно сделать это по-хорошему, если вы не будете сопротивляться, а можно по-плохому. Прямо сейчас пойду за санитарами, чтобы они подержали вас, это они могут, буйных усмирять не впервой!

Она блефовала, конечно. Она и Веру-то не знала, где найти, единственную родную душеньку, не то что санитаров! И были ли они вообще, санитары?

Но план сработал. Владимирцев, представив позорную сцену воочию, мигом растерял свой пыл и прежнюю уверенность. И едва ли не задохнулся от возмущения – чтобы его, офицера Преображенского полка, скрутили какие-то санитары? По воле этой негодной девчонки, абсолютно лишённой хороших манер, да ещё и столь непростительно юной? Краска прилила к его лицу, но не от стыда, а скорее от гнева.

– Вообще-то, – сказал он обиженно, – Воробьёв занимался перевязями сам, из уважения к моему чину!

– К чину? Вы что, генерал?

– Нет, но…

– Тогда сидите и молчите! – заткнула Владмирцева эта неприятная особа, самоуверенная до неприличия и такая же бестактная. Что интересно – подействовало, он и впрямь замолчал, никак не ожидая получить такой отпор. Она мало того, что не признавала его заслуг, так ещё и смела над ним издеваться!

Да кто дал ей право?!

Пока он размышлял над этим, ловкие девичьи пальцы уже расстегнули рубашку на его груди, а взгляд её, совершенно игнорируя мощный торс, покрытый жёсткой порослью кучерявых волос, сосредоточенно изучал бинты, пропитавшиеся кровью. Владимирцев тоже посмотрел на них, и от их вида ему стало дурно. А потом ему стало дурно от собственного вида, когда он осознал, что сидит практически обнажённый перед молодой девицей, малознакомой и к тому же жутко неприятной.

К лицу его вновь прилила краска, самым позорнейшим образом.

– Господи, ну что вы как маленький! – простонала Александра, подняв на него раздражённый взгляд. – В первый раз, что ли?

– Не в первый! – парировал Владимирцев, решив, что потерявши голову, по волосам не плачут. – Но прежде, когда меня так бесцеремонно раздевали девушки, это, как правило, имело совсем иное продолжение!

Опять, с тоской подумала Александра. И ведь ни за что он не сказал бы такой пошлости барышне своего круга, своего сословия! Это было обиднее всего. Обиднее того даже, что он не считал её за доктора.

– Намекаете на неприличное? – она демонстративно улыбнулась, сделав вид, что её совсем не задела этакая беспардонность. – Можно, конечно, попробовать, "из уважения к вашему чину", но, боюсь, я не в вашем вкусе.

«Я действительно сказала это ему?»

Прежде Александра никогда не говорила вслух о таких вещах, и потому испытала вполне объяснимую неловкость от того, что поддалась на провокацию, но это был ответ что надо. Да Саше сейчас и любой сгодился бы, лишь бы его отвлечь, пока она доставала инструменты и бинты из компактного саквояжа, что принесла с собой.

Несколько мгновений спустя она с удивлением обнаружила, что этот непривычный звук за её спиной – не что иное, как невесёлый смех Владимира Петровича. Он смеялся? В самом деле смеялся?

О-о, видела бы это Вера! Или, ещё лучше, Воробьёв!

Неужели получилось обогнать Волконского? При нём Владимирцев начал разговаривать, но чтобы смеяться – это, определённо, что-то новое!

– Это почему же не в моём вкусе? – поинтересовался Владимир Петрович, когда Саша обернулась к нему, вооружённая ножницами, чтобы разрезать старые бинты, и чистой марлевой повязкой, чтобы остановить кровь.