– Для аванса достаточно? – его голос, всё время такой спокойный, Александра теперь ненавидела ещё сильнее, чем прежде. – Ещё столько же, когда дело будет сделано.
– Хорошо, – сухо произнёс Воробьёв. И судя по звукам шагов, раздавшихся совсем близко, он направился к двери.
– Викентий, постой! – Иван Кириллович задержал его, и это дало Александре несколько лишних секунд на то, чтобы спрятаться – она юркнула в нишу между распахнутой дверью то ли в библиотеку, то ли в большую гостиную, таким образом, открывшаяся дверь кабинета скроет её от посторонних глаз. Полумрак широкого коридора больше не пугал её, теперь он был даже на руку.
– Да, Иван Кириллович, – понуро произнёс Воробьёв. – Я же уже пообещал вам, что сделаю всё, как вы сказали.
– Насчёт девчонки я и не сомневался. Вопрос в другом. Мне по-прежнему нужно дело, – он так многозначительно замолчал, что сразу стало ясно – пахнет какой-то ужасной, отвратительной, грязной тайной. Ещё одной тайной, связывающей Викентия Воробьёва и этого негодяя-министра. Сколько же у них этих тайн?
– Я же сказал вам, как только мне удастся убедить Леонида…
«Леонида Иннокентьевича?! А он-то здесь причём?!» – Александра почувствовала непреодолимое желание прямо сейчас распахнуть дверь и спросить, что происходит, но это стоило бы ей жизни.
– Убедить? Похоже, ты используешь не те методы убеждения, мой дорогой друг, если дело до сих пор не лежит на моём столе! Леонид, быть может, и не вашей продажной, воробьёвской породы, но то, что он твой брат, увы, не обещает ему протекцию от того же несчастного случая или ночного нападения на улице. С ним-то, понятное дело, Георгию будет не так весело, как с девчонкой, но я уверен, он не откажется вспомнить былое и отнять ещё одну жизнь.
– Не смейте трогать моего брата! – не сдержался Воробьёв. В голосе его слышалось отчаяние.
– Я пока и не собираюсь. И, наверное, начну я всё же не с его, а с его жены. Или с сына?
– Иван Кириллович, я прошу вас! – взмолился Викентий Иннокентьевич. – Он сделает всё, как вы скажете… я постараюсь убедить его… только, умоляю, не трогайте Аннушку с Петенькой!
– Я даю тебе ровно два дня на него, и две недели на Александру. – Сухо произнёс Гордеев. Сказал – как отрезал. Сашеньке и самой стало не по себе после этих слов, хоть она и не до конца понимала, о чём речь. Можно представить, каково доктору Воробьёву!
– Иван Кирилович, два дня это очень мало, я боюсь не уложиться в такой срок! – запричитал тот.
– Так иди и скажи Михаилу, чтоб подождал, – огрызнулся Гордеев. – Он у меня на хвосте, чтоб его, прямо по пятам идёт! И что самое страшное, он обо всём догадывается.
«Нет, имя-то, конечно, довольно распространённое, – принялась убеждать себя Александра. – И, конечно, совсем не обязательно, чтобы он имел в виду именно Волконского!»
– Он никогда ничего не докажет, – тихо произнёс Викентий Иннокентьевич. – Без бумаг у него связаны руки. Вам незачем его бояться, ваше благородие.
– Боюсь тебя разочаровать, Викентий, но ему и не потребуется ничего доказывать, – сказал Гордеев. – И поэтому нам нужно сбить его со следа, лишить всяческой возможности узнать правду, понимаешь? Было бы гораздо проще и его убить, но ситуацию усугубляет то, что он мой сын.
«Значит, всё-таки о нём», – убедилась Александра, окончательно переставшая что-либо понимать. Надо бы удивиться тому, как спокойно говорил Гордеев столь ужасные вещи, но она уже привыкла к его бесчеловечности. К тому же это, по-видимому, была шутка, если судить по невесёлому смеху господина министра.
Слышал бы всё это Волконский, помечтала Александра. Он бы сразу понял, о чём речь! Интересно, что же дорогой папенька так отчаянно пытался от него утаить?
– Я достану вам дело в ближайшие сроки, только, пожалуйста, не нужно никого убивать! – с мольбой в голосе произнёс измученный Воробьёв. – И если у меня не получится за два дня, то дайте мне три, умоляю! Не трогайте моего брата. Я сделаю всё, что в моих силах, и даже больше, но, я прошу вас, не трогайте Леонида и его семью!
– Это дело должно было лежать на моём столе ещё вчера, чёрт возьми! – воскликнул Гордеев. – Если Михаил доберётся до него раньше, нас обоих ждут очень большие неприятности, Викентий!
– Я это понимаю. Но, простите, о чём вы-то думали, когда затевали всё это? Неужели надеялись, что он не догадается?
– Я не думал, что он вернётся с фронта так скоро, – мрачно ответил Гордеев.
– Или надеялись, что он не вернётся вообще? – перефразировал Викентий Иннокентьевич.
«Господи, да этот человек – чудовище! С кем связала свою жизнь моя глупая матушка? Боже, он же его сын, его единственный ребёнок, разве можно так говорить?» – беззвучно возмущалась Александра по ту сторону двери.
Впрочем, Гордеев Сашу порадовал: