Роковая ошибка княгини

- Не думаю, ваше благородие. Оно, конечно, кто её знает, но всё-таки непохоже, чтоб могла. Она хваткая, это да, своего не упустит. Неприятная и высокомерная - безусловно, с этим тоже никто поспорит. Но чтоб решительные меры... это, хм, вряд ли. - Семён вздохнул и развёл руками. - Правда, женщины на редкость коварные существа, с ними никогда и ни в чём нельзя быть уверенными. Сегодня улыбаются тебе в лицо, а назавтра уже готовы всадить нож в спину.

Это определение заставило Мишеля улыбнуться.

- Значит, в нашей квартире на Остоженке теперь командует она?

- Очень вы правильно подметили, ваше благородие. Именно "командует", точнее не скажешь. Не успела приехать, а уже начала устанавливать свои порядки. Господь свидетель, при Юлии Николаевне такого отродясь не бывало, царствие ей небесное! - Управляющий перекрестился, и, состроив скорбную мину, пожаловался Мишелю: - Она приняла меня за дворецкого и прямо с порога велела идти и готовить комнату для её сына! Ах, да, я не рассказал вам о её детях...

- А что, они стоят того, чтобы о них рассказывать? - С сомнением спросил Мишель.

- На мой взгляд, да. - Тихонько ответил Семён, отведя глаза, на случай, если молодому хозяину такой ответ не понравится. - Сынок-то, мальчишка ещё совсем, ничего интересного из себя не представляет, а вот барышня уж больно любопытная. Александра Ивановна, стало быть.

- И что же в ней такого любопытного? - С самым искренним безразличием спросил Мишель, спросил исключительно чтобы не расстраивать управляющего, которого прямо-таки распирало от желания передать ему последние сплетни. А на деле они Волконского мало интересовали, ровно как и девушки, ниже его по происхождению, и в особенности девушки, имеющие хоть какое-то отношение к этой проклятой Алёне.

- Говорят, она с детских лет работала у отца в клинике медсестрою. Доктор Воробьёв, по просьбе Алёны Александровны, сопровождаемой звонкой монетой вашего батюшки, пообещал ей практику у себя в Басманной больнице, если она согласится уехать в Москву.

- Согласится? - Мишель подумал, что ослышался.

- Да. Уж больно не хотела она уезжать! Но уговорами они её воли не сломили, и тогда Ивану Кирилловичу пришлось привезти её силой. Говорят, она так сопротивлялась, что сломала Георгию нос.

Сломать нос Георгию не получилось даже у самого Мишеля, потому слова Семёна вызвали у него невольную улыбку.

- Оставили бы её там, раз так, и дело с концом. - Сказал он на это, но управляющий покачал головой.

- Алёна Александровна настояла, а ваш батенька не решился перечить. Я так понимаю, она хочет сделать из дочери настоящую девицу на выданье, чтобы, впоследствии, обогатиться, заключив выгодный союз. Иван Кирилыч это понимает не хуже моего, а потому лично привёз Александру Ивановну в город.

- А тебе-то откуда столько всего известно? - Полюбопытствовал Мишель, ибо осведомлённость Семёна, ни разу в жизни не бывшего в загородном имении Волконских, действительно, казалась странной.

- Что-то от Георгия узнал, когда ему горничная помогала кровь оттирать, что-то от Катерины Михайловны.

- От Кати? А она, стало быть, тоже интересовалась нашими будущими родственниками?

- Да. Они же с графом Авдеевым хорошие друзья. Там, в имении, он у неё ближайший сосед, и единственная отрада. Да и здесь частенько захаживает на чай. Вот она у него и выпытала всю подноготную, а я что-то из их бесед подслушал, что-то сам спросил. - Признался честный Семён, и пояснил: - Вроде как, Сергей Константинович с этой Александрой... м-м.. в романтических отношениях состоит, поэтому ему больше других об этой семье известно.

- Авдеев? - Мишель пренебрежительно фыркнул. - Ему, что ли, делать больше нечего, кроме как путаться с плебейкой? Ах, впрочем, что это я? Дурной пример заразителен, а мой отец вечно маячил у него перед глазами в этой сельской глуши, демонстрируя чудеса безнравственности. Что ж, спасибо, Семён! Мне всё более или менее ясно. Теперь придётся лично познакомиться с будущей мачехой и её семейством. Страсть, как я этого не хочу, но я пообещал отцу, деваться некуда.

Семён с пониманием кивнул, и пожелал молодому князю терпения. С намёком, что ли? Мишель усмехнулся, но, на всякий случай, поклялся самому себе до рукоприкладства больше не доводить. Это варварский способ, он прекрасно понимал, но что он мог с собой поделать, если израненная душа его жаждала возмездия?

Отец поступил неправильно и подло. И чем ближе была их встреча, тем яснее Мишель это ощущал. И, как следствие, ярость его от этого меньше не становилась, а чувство безграничной несправедливости больно жгло грудь. Его дорогую матушку не успели похоронить, а это ничтожество уже сделало предложение другой женщине, без малейших зазрений совести положило её в постель покойной жены, и сделало хозяйкой в их доме!

И плевать на всё и на всех.