Роковая партия

– Ну, скажу я тебе, матушка, дело и впрямь серьезное. Но в полицию пока обращаться не будем. Нечего сор из избы выносить. Слышал я, появился у нас новый адвокат из столицы – присяжный поверенный Ардашев. Человек степенный. Серьезными, говорят, государственными поручениями раньше занимался. А потом в отставку вышел и к нам пожаловал. Дом купил на Николаевском. К нему многие с делами мирскими обращаются. Ох и мастер он этих злодеев отыскивать! Правда, оплату берет немалую. Ну да ладно. Чай, мы с тобой тоже Господом не обижены. Я пошлю к нему диакона своего, внесу аванс. А завтра ты уже сама с ним повидаешься да дельце-то это субтильное ему и расскажешь. В монастыре и прими его. Пусть своими глазами все посмотрит. Даст бог, поможет, – с удовольствием прихлебывая из блюдца горячий чай, рассуждал архипастырь. – А еще скажу тебе, Агриппина, много ты всякой обслуги в обители божьей держишь. Не дело это. Монастырь-то иноческий, а у тебя и чеканщик, и кузнец, потом этот, как его… художник городской Филатов, а кроме них, еще и сапожник с плотником. Прямо, артель целая, а не храм божий. Теперь вот распознай, кто из них вознамерится сие злобное лихо сотворить. Ты уж, матушка, сердце-то сильно не рви. Приедет адвокат, разберется, – отставив блюдце, владыка вытер бороду салфеткой и поднялся из-за стола, тем самым давая понять, что аудиенция закончена.

…Утро следующего дня выдалось теплым, и дорога доставляла Ардашеву удовольствие, в особенности, наверное, еще и от того, что нанятый фаэтон был на новых металлических рессорах и мягких резиновых колесах. Такой извозчик стоил дороже обычного, но зато и поездка была намного приятней. Миновав извилистый Ясеновский переезд, дорога вновь поднималась вверх, и оттуда во весь рост открывался величественный Казанский кафедральный собор, колокольней своей обращенный к богу. А чуть поодаль высилась звонница Андреевского храма.

Присяжного поверенного уже ждали. Молодая, круглолицая, с большими черными, как уголь, глазами монашка смиренно поклонилась и повела за собой. С настоятельницей беседовали на скамейке аллеи. Агриппина подробно пересказала адвокату то же, что и владыке. Молча передала записку с угрозами и предоставила полную свободу действий на территории монастыря, но с одним условием – повсюду его должна была сопровождать сестра Аглая. Клим Пантелеевич не возражал против эскорта милого и скромного создания. Что же касается самого послания, то буквы были вырезаны из книги духовного содержания, о чем красноречиво свидетельствовал узнаваемый церковный шрифт. Первоначальная догадка о том, что автора письма следует искать среди монахинь, послушниц или наемных работников, находила свое подтверждение.

Появление на территории незнакомого, видного и щеголевато одетого господина из другой, мирской жизни привел весь контингент обители в легкое замешательство, быстро сменившееся искренним любопытством. Казалось, что все занимаются будничными заботами, но между тем особа присяжного поверенного вызывала неподдельный интерес.

Первым делом Ардашев внимательно осмотрел снаружи мастерскую, в которую влетел злополучный камень. Новое стекло уже вставили, а обломки старого заботливо подмели. Но, пройдя под тем самым окном, он услышал под ногами хруст раздавленных подошвами мелких частиц. На дорожке у самой клумбы некоторые из осколков остались нетронутыми. Оказалось, что наиболее мелкие кусочки просто смели на клумбы, поленившись убрать. Вооружившись пинцетом, он собрал стекляшки в спичечный коробок и положил их в карман пиджака. Сестра Аглая с интересом наблюдала за манипуляциями странного господина.

Зайдя в мастерскую, Клим Пантелеевич увидел за столом местного умельца сосредоточенно покрывающего семисвечник серебрянкой. Приняв адвоката за полицейского, Гордей едва заметно заволновался, не зная, куда деть желтые от кислотных пятен руки, но потом спокойно пересказал историю о влетевшем в окно камне. Остатки разбитого кувшина он уже выбросил. Место, где он находился в тот момент, когда в него попал брошенный с улицы булыжник, мастер показал сразу, добавив, что эта пустая двухведерная глиняная емкость всегда находилась у стены за печным выступом, поскольку в комнате места и так маловато.

– Вот тут он стоял. Я слышу – «бах!», смотрю – стекло навылет и кувшин вдребезги, – почесывая окладистую бороду, картинно излагал мастер. От недавно потушенной печи исходил жар, и оставаться в мастерской не хотелось. Клим Пантелеевич с удовольствием вышел на воздух.