Роковая партия

Где взрывчатка, там уже затронута безопасность и спокойствие государства – самой большой в мире империи, а стало быть, это компетенция уже не сыскной полиции, а жандармского отделения. Поэтому-то и сидел уже второй час Фаворский в монастырской комнате и детально выспрашивал настоятельницу о происшедшем. Судя по вопросам, тайный доносчик успел подробно ввести ротмистра в курс дела, и некоторые откровения чиновника были для игуменьи новостью.

– Известно ли вам, матушка, что художник Филатов тайно встречается с сестрой Аглаей? В день, когда вам подбросили первое послание, они целовались на скамейке под старыми липами, – приоткрывал завесу над еще одной тайной незваный гость.

– Час от часу не легче, – охала Агриппина и взмахивала руками.

– А знаете ли вы, что сапожник Варфоломей Тихонов выносит домой изготовленные в монастыре женские туфли, которые потом его жена продает на Нижнем базаре? – невозмутимо продолжал Владимир Карлович.

– Ни за что не поверю. Быть такого не может. Ведь воровство – грех великий, – горестно выговорила матушка.

В дверь постучали. Агриппина обрадовалась, увидев вошедшего Ардашева. Экзекуция вопросами и разоблачениями дорогих ее сердцу людей, слава богу, закончилась. Фаворский, давний соперник присяжного поверенного в русскую пирамиду и алагер, радостно приветствовал адвоката.

– Ну, Клим Пантелеевич, предлагаю пари на красненькую, кто вперед бомбиста изловит. Принимаете?

– Отчего же не принять, Владимир Карлович. Только разрешите для начала сверточек полюбопытствовать.

– Да вот, пожалуйста, смотрите, вон он, на столе лежит.

Ардашев внимательно осмотрел пакет из плотной промасленной бумаги, вынул миниатюрный складной, состоящий из двенадцати предметов, перочинный нож, немного надрезал оболочку и, взяв на кончик лезвия желтоватый порошок, попробовал его на вкус. «Кисло-горьковатый характерный привкус. Ну вот, теперь мышеловка захлопнулась», – улыбнувшись, подумал адвокат.

Ход дальнейших мероприятий по изобличению преступника для Фаворского был ясен. Следуя этому плану, задолго до назначенного времени, в соседних домах расположились переодетые жандармы и полицейские филера, а сам руководитель операции притаился в каморке истопника, готовый в любой момент настигнуть жестокого вымогателя.

Ровно в восемь игуменья подошла к дому № 26 по Казачьей улице и, бросив в открытую форточку пять тысяч бумажными купюрами, удалилась. Матушка нарушила наставление жандарма и вместо переданной ей денежной куклы рассталась с настоящими деньгами, полагая, что если вдруг ротмистр потерпит неудачу, то преступник, получив все-таки выкуп, сжалится и вернет Нюшку.

К дому никто не подходил. Прождав еще шесть часов, уставший сидеть в засаде, измученный сомнениями, начальник жандармского отделения приказал взломать навесной замок на входной двери и обыскать полуподвальное помещение.

Надо сказать, что комната, в которую бросили свернутые трубочкой деньги, была достаточно большой, примерно в десять квадратных саженей и совершенно пустой. Но под старой половицей имелась крышка погреба. Фаворский с зажженной свечой спустился по обвалившимся земляным ступенькам вниз и нашел в углу подвала подземный ход, по которому мог пройти, не пригибаясь, взрослый человек. Офицер двигался в кромешной темноте, и только слабый отблеск свечи указывал направление. Сырая подземная галерея скоро закончилась, и ротмистр уткнулся в запертую снаружи дверь. Как потом выяснилось, ход соединялся с ледником соседней усадьбы, находящимся примерно в пятидесяти саженях от злосчастного дома. Тут же у двери валялся завязанный мешок, который начал оживать, двигаться и скулить. Открыв его, Владимир Карлович увидел исхудавшую, но живую собаку с тремя лапками. Денег в комнате не было.

Это был не просто провал – дело попахивало отставкой. Над ним будет потешаться не только полицмейстер, а еще и коллеги из Терского жандармского управления. Но, как ни крути, а к настоятельнице ехать было надо.

Монастырь встретил Фаворского такими приветливыми возгласами, что он даже немного оторопел от неожиданности, но потом понял, что радуются не ему, а Нюшке. У любимой беседки Агриппины, казалось, собрались все, кто, так или иначе, знал о случившемся происшествии. Собачонку передавали друг другу, и от этого она нервничала и жалобно скулила, но, попав в привычные теплые руки матушки, успокоилась.

– Ну что, дорогой Владимир Карлович, афронт? – слегка улыбаясь, по-доброму поинтересовался Ардашев.

– Да уж, положеньице-то хуже губернаторского, – смущенно отмахнулся ротмистр.

– Как вы знаете, я провожу частное расследование по просьбе настоятельницы здешнего монастыря и могу лишь указать на преступника, а для его задержания полномочиями я не наделен. Стало быть, злоумышленника предстоит арестовывать именно вам. Так что все не так уж плохо, учитывая, что любимая трехногая питомица игуменьи цела и невредима, – подбодрил молодого приятеля Ардашев.