— Он принадлежал вам, не так ли? — бесстрастным тоном уточнил Уиндер.
— Да, мне. Я имел все права на него и мог продать.
— Мистер Верн-Смит, как долго вы жили там?
— Приезжал туда? На неделю или две. Точно не помню.
Эдам ждал, что они поинтересуются, жил ли он там один, однако его не спросили. Полицейский ничего не записывал, и это слегка прибавило ему уверенности. Ему не нравился равнодушный, холодный, почти как у робота, тон Уиндера, но вполне возможно, что у того просто такой голос, что он всегда говорит в такой манере, даже с женой и детьми.
— А после того, как вы уехали через эту неделю или две, вы возвращались туда?
— Не для того, чтобы жить, — ответил Эдам.
— Значит, вы никогда там не жили, верно? А еще раз приезжали туда?
— Нет.
— Вы выставили Уайвис-холл на продажу, правильно? Ваш отец рассказал нам, что вы выставили его на продажу осенью 1976 года, а весной, не получив приемлемых предложений, сняли с продажи. Затем осенью 1977 года вы снова выставили его на продажу и продали мистеру Лангану.
Ничего не записывалось, но на этот вопрос Эдам ответил чистую правду.
— Я не выставлял его на продажу до конца лета 1977 года.
— Значит, ваш отец ошибается?
— Наверное. — Предвосхищая очевидный вопрос, Эдам сказал: — Я был на последнем курсе университета, писал диплом. Я не хотел отвлекаться на продажу недвижимости. Кроме того, мне сказали, что если я придержу поместье, то оно поднимется в цене. Так и произошло.
Это, кажется, их удовлетворило. Стреттон задал вопрос, которого он боялся, но который был неизбежным, — первый вопрос из тех, что должны были привести к кладбищу домашних животных и содержимому могилы.
— Вам было известно, что на вашем участке есть место, где хоронили домашних питомцев?
— Я, знаете ли, часто ходил туда, когда был ребенком. Думаю, мне его показывали.
— Думаете?
— Я не помню, — ответил Эдам. — Я знал, что там есть кладбище домашних животных, но не помню, когда впервые увидел его.
— А вы не ходили туда, когда приезжали в Уайвис-холл в июне 1976 года или прежде чем выставить недвижимость на продажу в августе 1977-го?
— Вряд ли. Мне трудно что-либо вспомнить.
— Вам, естественно, известно, что было найдено в могиле на том кладбище пару недель назад?
— Да.
— Скелеты молодой женщины и младенца. Смерть наступила девять-двенадцать лет назад, то есть, вероятнее всего, десять-одиннадцать лет назад. Вы согласны?
Эдам не был уверен, что согласен. Как он может соглашаться с допущением подобного рода, да и суд вряд ли бы согласился. С другой стороны, он отлично знал, когда именно наступила смерть, — десять лет и два месяца назад.
— Женщина умерла насильственной смертью. Младенец, видимо, тоже. Самоубийство не исключается, но не могла же она убить саму себя и выкопать могилу, а потом похоронить себя.
Эдам кивнул. Ему очень бы пригодилась сейчас удрученная улыбка, но улыбаться он не мог. Уиндер сказал «убить», а не «застрелить», и это значит, что они не знают о помповом дробовике двенадцатого калибра. И наверняка не нашли дамское ружье, закопанное в Маленьком лесу. В то время он думал, что, если стреляешь в человека — до той поры он стрелял только в птиц и почти ни одну не подстрелил, — жертва шатается, падает и умирает. Как в кино, как в телевизоре. Тогда он не предполагал, что кровь может брызнуть во все стороны, забить фонтаном, потому что дробь пробивает артерии, большие и малые кровеносные сосуды. Именно так тогда и произошло. Вероятно, то же самое произошло и с Себастьяном из Комнаты игольницы: стрелы входили в плоть не плавно, как иголки при иглотерапии, а врывались в нее, вызывая потоки крови…
Ему пришлось приложить все силы, чтобы не спрятать лицо в ладонях.
— В какой конкретно период времени вы были там летом 1976 года?
— Неделю с восемнадцатого июня, — ответил Эдам.
— Вы случайно не встречали молодую женщину? С коляской и малышом, к примеру? Могло быть так, что девушка повела ребенка гулять по подъездной аллее.
— Это частная территория.
— Да, мистер Верн-Смит, но деревенские ею пользуются. Все считают своим долгом нарушить правила такого рода, а не соблюсти их, вы не находите?
Эдам помотал головой. От мысли, что люди могли без его ведома ходить взад-вперед по проселку, он едва не упал в обморок.
— Так вы не видели девушку в окрестностях Уайвис-холла, когда были там? — Он ждал, что Эдам будет отрицать. — Уверен, вы не против моих вопросов. Дело было давно. У вас не проживала какая-нибудь девушка, когда вы находились там?
— Совершенно точно нет. — Эдама удивило, с какой страстностью он солгал.
В памяти всплыла Вивьен — что неизбежно. Он увидел ее в бирюзовом платье с корсажем, расшитым красно-золотыми птицами и цветами. Она была скваттером. В середине семидесятых Лондон ими кишел.
— Думаю, в мое отсутствие домом кто-то пользовался. Когда я вернулся туда в 1977 году, там были… в общем, свидетельства того, что там кто-то жил.