Роковая перестановка

— Как тебя зовут?

— Зоси.

— Зое?

— Не Зое и не Софи. Зоси. А тебя?

— Руфус.

— Вуф-Вуф, — сказала Зоси.

Руфус дал ей сигарету и закурил сам. Он съехал на стоянку для грузовиков, и они выкурили свои сигареты. Потом юноша вспомнил о марихуане в кармашке на дверце. Он разобрал одну из оставшихся четырех сигарет, сделал из нее косяк, и они курили его по очереди, все ближе придвигаясь друг к другу, руками касаясь лица и губ, потом тел, а потом перебрались на заднее сиденье…

Это был самый короткий половой акт в жизни Руфуса, почти без преамбулы, почти без уговоров. Такой же легкий, как в семейной жизни, размышлял сейчас Руфус. Он не спрашивал себя, понравилось ли ей, хотела ли она. Она двигалась правильно, издавала правильные звуки, и он даже увидел на ее лице, пустом и в тоже время испуганном, некоторые признаки удовольствия.

Вернувшись за руль, он ехал и почти с нежностью гладил ее по коленке, а потом спросил, куда именно в Нунзе ей надо.

— А ты куда едешь?

— К своему другу. Может, знаешь это место? Уайвис-холл, такой довольно красивый викторианский дом с огромным участком земли.

— Я никогда не была в Нунзе. А этот твой друг — это дом его родителей?

— Нет, его собственный. Он хозяин. Там живем только мы вдвоем.

— Руфус, — сказала она очень тоненьким, очень юным голоском, — можно мне пожить с вами? Хоть немного? Хоть один день?

— А почему бы нет? — сказал Руфус и спросил: — А вообще, ты куда ехала?

Она молчала секунду или две.

— Ладно, не говори. Твое дело.

— Я просто надеялась, что что-нибудь подвернется, — сказала она.

— У тебя действительно нет денег?

Она тут же ощетинилась:

— Что ты от меня хочешь? Чтобы я вам заплатила?

— Ладно, извини. Мне просто стало интересно, как ты собиралась куда-то добраться без денег.

— У меня есть пятьдесят пенсов. — Она порылась в рюкзаке и показала ему монеты. Рюкзак и в самом деле оказался практически пустым. Там лежали серый вязаный свитер, черный кожаный ремень с заклепками, журнал «Хани» и наполовину съеденный шоколадный батончик. Зоси накинула свитер на плечи и обхватила себя руками. — Я ехала домой, — ответила она.

Руфус понял, что ей не нравится, когда задают вопросы, поэтому он не спросил, где ее дом. Они ехали по дороге, на которой был поворот на Нунз, церковь и центральную лужайку деревни. Зоси смотрела в окно; за ним освещенные белым лунным светом участки перемежались с темными. Руфус заметил, что она дрожит, хотя было тепло.

— Ты в порядке?

— Я устала, — сказала она. — Господи, как я устала.

Девушка откинулась на спинку и закрыла глаза. Он проехали мимо «Милл-ин-зе-Питл» — в доме свет не горел, нигде не было ни огонька, — и повернули на проселок к Эдаму. Когда «Юхалазавр» остановился, Зоси проснулась и захныкала, как ребенок.

— Приехали, — сказал Руфус.

Она вылезла, потянулась, потерла кулаками глаза.

— Давай сюда, — сказал Руфус, забирая у нее рюкзак.

Зевая во весь рот, Зоси разглядывала Уайвис-холл, террасу с колоннами, окно столовой, в котором была видна люстра, освещавшая овальный стол красного дерева.

— И это все принадлежит твоему другу? Ну, только ему?

— Абсолютно верно.

— Сколько ему?

— Девятнадцать.

— Прикольно, — сказала Зоси.

Она спросила, можно ли ей сразу пойти спать. К тому моменту они уже ушли с террасы в дом. Руфус пока не понял, как Эдам отнесся к Зоси. Он оценивающе разглядывал ее и, кажется, не мог отвести глаз. Почему-то с Зоси все было не так, как с теми двумя девицами, официанткой и ее подружкой: тех он четко «снял» в Садбери, а Зоси просто посадил в машину. Эдам сказал:

— Я покажу, где ты будешь спать.

Руфус не возражал. Он решил открыть бутылку вина. Судя по шагам наверху, Эдам проводил Зоси в его, Руфуса, комнату, Кентаврову, и это было единственное, что его интересовало. Он вышел на террасу с бокалом в руке и устремил взгляд на озеро. Отражавшаяся в воде луна напоминала круг белого мрамора. Они с Зоси выкурили все, что было, а он ужасно не любил ложиться спать, зная, что в доме нет ни одной сигареты…

Руфус зажмурился, открыл глаза и скользнул взглядом по «Пакету игрока», лежащему на столе. Пакет исчез в верхнем ящике, когда сестра из регистратуры объявила о приходе очередной пациентки.

* * *

Приближаясь к дому после их бегства из Отсемонде, Эдам впервые в жизни хотел умереть. А еще он испытывал желание, которое бывает у больных животных: найти нору подальше от стаи и заползти туда. Расставшись с Руфусом и попрощавшись с ним словами Кассия, который прощался с Брутом,[63] он очень надеялся, что удастся зайти в дом незаметно и подняться в свою спальню. Однако так не получилось.

Отец стоял в саду перед домом с садовыми ножницами в руках. Увидев Эдама, он не поприветствовал его, а заговорил в очень странной манере, не как с сыном, которого не видел почти три месяца.

— Всего полдня нужно, чтобы привести этот клочок в порядок, выполоть сорняки и собрать мусор. Это не то, что сад нормального размера, в несколько акров. Этот даже садом не назовешь.

Эдам ничего не сказал. Им владела безысходность, он чувствовал себя беспомощным.

Льюис Верн-Смит продолжал: