Роковая перестановка

— Детишек Татиана, Наоми и Николя. Может случиться, что я полюблю их — в некотором роде я надеюсь на это, — но тогда мне будет трудно с ними расстаться.

— Это же просто работа, разве не так? — Руфус не испытывал особых чувств к детям, ни тогда, ни сейчас. — Ведь ты смотришь на это как на обычную работу?

Вивьен бросила на него странный взгляд.

— Ты думаешь, это так легко?

Руфус понял ее неправильно.

— Я не говорю, что легко. Платят мало, работа тяжелая, но это твой выбор.

— Руфус, я имела в виду другое. Я боюсь, что всем сердцем полюблю этих маленьких девчушек. Ведь я женщина, и мне присуще все женское. А еще я боюсь, что они тоже меня полюбят и будут сильно переживать, когда нам придется расстаться. Я опасаюсь, что, когда наступит время, у меня не хватит духу уехать от них. Ты хоть раз задумывался, что представляет собой жизнь няни? Это череда утрат, радость, за которой следует потеря.

— Ты преувеличиваешь, — сказал Руфус.

Вивьен ему никогда не нравилась. С ней было скучно и неуютно. Он не помнил, чтобы она когда-либо смеялась; улыбка на ее лице появлялась не от веселья, а от вида птички или цветочка, от любования пейзажем или закатом. В общем, эти стремления ее никуда не привели, они разбились, разрушились. Руфус тогда без труда представлял, как Вивьен сидит у ног какого-нибудь грязного тощего факира, как она просит милостыню, протягивая кружку для подаяний, или ходит в монашеском платье. Жизнь складывается не так, как мы ожидаем, хотя у него сложилась именно так.

Если он хочет ехать в Хадли, надо поторапливаться. Насколько он помнит, после обеда по субботам в Хадли все закрывается, по магазинам никто не ходит. Руфус проехал мимо почты, мимо «Садовой окраины Хемпстеда», решив навести справки потом. Он очень надеялся, что магазина, которым владел Оуэнс или Эванс, магазина, чье расположение на Хай-стрит он очень хорошо помнил, уже не существует, а его место заняла парикмахерская или цветочный. И что хозяин цветочного магазина расскажет ему, что старик умер, а детей у него не было, так что свой бизнес он никому не передал.

Казалось, они все выстроились перед его мысленным взором, все те люди, которые могли помнить компанию из Уайвис-холла. Как только один из них отбрасывался — в данном случае Белла, — возникал новый, не менее грозный, не менее опасный. Руфус видел нечто подобное в спектакле, череду опасных людей — кажется, королей — в неисчислимом количестве, но никак не мог вспомнить, что это за пьеса. Вот Эдам наверняка знает. Белла умерла, но возникли местные мусорщики, еженедельно забиравшие мешки, которые они оставляли у поворота на проселок. Кто-то еще приходил снимать показания счетчиков, пусть и в дом их не пускали…

Хадли изменился; он выглядел древним городом, о котором заботятся, который берегут и ценят. На подъезде появились светофоры — насколько помнил Руфус, раньше их не было. Он проехал по мосту. Вон там дальше, справа, за винным магазином, но перед мясной лавкой, к двери вели вниз две ступеньки…

Магазин был на месте.

Руфус припарковался напротив, рядом с ветеринарной лечебницей, перешел улицу и пошел по тротуару. У магазина он остановился и сквозь запыленное стекло витрины увидел элегантную мебель, свободно расставленную в зале, фарфорового леопарда с подведенными золотой глазурью коричневыми пятнами, который лежал в центре круглого стола красного дерева, и очень молодого мужчину, почти юношу, который стоял за прилавком и разговаривал с покупательницей.

Руфус спустился по ступенькам и вошел в магазин. Женщина собралась уходить, его появление только поторопило ее. Он сказал:

— Как я вижу, магазин перешел к другому хозяину. Когда-то он принадлежал некоему Оуэнсу…

— Верно, только не Оуэнсу, а мистеру Эвану. Это мой отец. А почему вы решили, что магазин перешел к другому владельцу? То есть это, конечно, не важно, но мне очень любопытно.

Прежде чем Руфус успел ответить, через дверь, ведущую в подсобные помещения, в зал вошел сам Эван. Он улыбался, был бодр и оживлен и выглядел абсолютно таким же, как десять лет назад.

Глава 15

Утренние газеты были посвящены главным образом вчерашним бунтам на двух восточных окраинах. Все началось с того, что полиция пришла в один дом на Уайтмэн-роуд, чтобы арестовать подозреваемого в разбое; завязалась драка, и одну женщину оглушили ударом по голове. В доме жили черные, а один из полицейских был индусом, и оба эти фактора внесли свою лепту во всеобщую ожесточенность. На фотографии четко читалось название улицы, которое само по себе было иронией.[83] На Форест-роуд принялись переворачивать машины, во всем квартале между Мерси-роуд и станцией «Блекхорс-роуд» не осталось почти ни одного целого стекла. На одной из улиц начался пожар.

Энн, которой нравилось делать покупки в этом районе, в субботу утром побоялась туда ехать, поэтому Эдам поехал один. Разрушения были настолько сильными, что часть улиц закрыли для проезда. Так Эдам оказался в Хорнси и проехал мимо Старой церкви, по маршруту, который подсознательно избегал, так как этой дорогой он с Зоси въехал в Лондон.