Роковая привязанность

— Я жалел Софию,— сказал через не которое время Алекзандер.— Думаю, я был единственный человеком, испытывавшим к ней жалость. Мэриджон презирала ее; Джон ехал к ней абсолютно равнодушен; Майкл, этот добропорядочный гражданин, столп общества, всегда смотрел свысока на сексапильную иностранку с кошачьей моралью! Но я жалел ее. Ты знаешь, все кончилось плохо. Она не понимала причин подобного отношения к ней, не знала, что ей делать. Да и что она могла поделать? Внешних поводов для бунта не было. Она не застала Джона в постели с другой женщиной. Он не хлестал Софию плетью дважды в день. Не было ничего осязаемого, никаких реальных поводов для недовольства, ничего такого, что позволяет сказать: «Это уже чересчур! Немедленно прекрати!» Она внезапно обнаружила, что любящему мужу нет до нее дела; она не понимала, как это произошло.  

— Может быть, она это заслужила. Если София постоянно изменяла Джону...

— Да нет, все было не так! Она вела себя как избалованный ребенок, хмурилась, жаловалась, но не и изменяла ему. Флиртовала на вечеринках, раздражала Джона своими выходками и причудами, но не изменяла ему. Был ли у нее шанс изменять ему, находясь безвылазно в этом забытом Богом уголке? И вообще, несмотря на свои жалобы, она находила Джона весьма привлекательным, ей нравилось быть объектом поклонения и обожания. Лишь осознав, что она потеряла Джона, она изменила ему, надеясь вернуть назад. Сара уставилась на Макса. 

— Он словно ничего не замечал. Она дразнила его, а он остался равнодушным. Проявляла изобретательность, стараясь вернуть Джона в свою постель, а он не реагировал на ее ухищрения. Это стало ужасным испытанием для Софии, чьим единственным оружием была ее сексуальная привлекательность. Когда она осознала свое бессилие, у нее не осталось ничего — она подошла к концу пути. А он по-прежнему оставался равнодушным.

— Он...

Слова застряли в горле Сары.

— Он, верно, мало ее любил. Если бы он любил ее по-настоящему...

— Ему было наплевать на нее.

Макс бросил сигарету в небольшую лужицу, образовавшуюся среди камней; окурок с шипением потух.

— Я расскажу тебе, что случилось, и ты все поймешь.

В тот уикэнд я приехал в Бариан с подругой, которую звали Ева. У нас был роман, полагаю, Джон говорил тебе об этом, но к тому моменту он уже начал угасать. Мы прибыли вечером в пятницу, неважно провели вместе ночь и крепко поссорились за завтраком. Не лучшее начало уикэнда у моря! После ссоры Ева заперлась в своей комнате, а я решил прокатиться вдоль побережья до Сент-Ивса или съездить в Пензанс. Вождение автомобиля действует на меня успокаивающе после неприятных сцен.

Когда я садился в автомобиль, из дома вышла София. Господи, я и сейчас вижу ее точно живую! На ней были узкие черные слаксы в обтяжку и то, что американцы называют «гальтером» — миниатюрная вещица, прикрывающая бюст и оставляющая открытым живот. Значительная часть ложбинки между грудями также была выставлена на всеобщее обозрение. Ее волосы были распущены, они падали на плечи — этот стиль ввела в моду Бриджит Бардо. «О, Макс! — широко улыбаясь, сказала София.— Ты едешь в Сент-Ивс? Возьми меня с собой!» Ее слова прозвучали как приглашение в постель. Я замер в растерянности, потом пробормотал «пожалуйста» или что-то в этом роде. Джон, появившись в дверях, окликнул Софию, но она не отреагировала и устроилась поудобнее на сиденье.

«София,— произнес он, подойдя к машине.— Я хочу поговорить с тобой».

Пожав плечами, она заявила, что едет со мной в Сент-Ивс купить моллюсков к обеду. Джон повернулся ко мне: «Ты пригласил ее или она напросилась сама?»

«Джон, дорогой,— опередила меня София,— ты выставляешь себя на посмешище». У нее была забавная привычка растягивать гласные при волнении; в такие моменты иностранный акцент усиливался.  

Джон задрожал от ярости. Я стоял и растерянно смотрел на него. «Это ты выставляешь себя на посмешище! — закричал он..— Думаешь, я не заметил, как ты флиртовала вчера вечером с Максом? Думаешь, Ева этого не заметила? Почему, по-твоему, они поссорились утром? Я не допущу, чтобы моя жена вела себя при гостях, точно шлюха. Либо ты выйдешь из машины и перестанешь вести себя, как проститутка, либо я положу конец этим твоим уикэндовским приемам раз и навсегда».

«Послушай, Джон»,— попытался вмешаться я, но он не стал меня слушать. Я хотел плеснуть масла на бушующие воды, но мои усилия были напрасными.

«Это нелепо! — София тоже вышла из себя.— Твоя ревность просто смешна! Я хочу купить моллюсков к обеду, Макс едет в Сент-Ивс — почему бы ему не подвезти меня? Почему?»

Конечно, такая постановка вопроса подразумевала, что Джон раскипятился из-за пустяка. Но она сидела на переднем сиденье лоего автомобиля с распущенными волосами, падающими ей на плечи, и бюстом, торчащим из гальтера, ее губы были обиженно поджаты. Господи, любой мужчина на месте Джона имел право заподозрить что угодно! 

«Тебе лучше остаться, София! — сказал я.— Я куплю тебе моллюсков. Скажи мне, какие тебе нужны». «Нет,— заявила она,— я поеду с тобой».