Роковая Роксана

- И я не наблюдала, - сказала я, касаясь ладонью его щеки. – Но в одном уверенна совершенно точно - теперь я знаю, что такое настоящая любовь. Для меня это то, что я переживаю сейчас. То, что чувствую к тебе. Мне нравится твоя дерзость, твоя свобода, твоя независимость, я очарована твоей жизнью, и мне хотелось бы стать частью её…

Замолчав, я наблюдала за графом, который смотрел на меня, не отрываясь. Я слышала его прерывистое дыхание, видела, как в тёмных глазах зажглась знакомая безуминка, и меня необычайно радовало то, что мужские руки уже дёргали ворот моей рубашки, пытаясь обнажить плечи.

- Ну как? – прошептала я и не смогла сдержать невольного лукавства. – Любовная элегия получилась достаточно проникновенной?

- Ни слова больше, – предостерёг меня муж, - прогони подальше этого Ронбери, а сама останься.

Он, наконец-то, справился с моей рубашкой, стащив её пониже, и впился мне в шею долгим, горячим поцелуем. Я закрыла глаза, наслаждаясь этим новым, непривычным ощущением телесной близости, и постепенно мысли улетали всё дальше и дальше, а думать хотелось всё меньше и меньше…

Гилберт уже целовал меня в губы, почти грубо врываясь в мой рот языком, но мне был приятен этот напор, эти ярость и любовный пыл, и я ответила не менее яростным поцелуем, упиваясь им, пьянея от охватившей и меня саму страсти.

Но всё же здравость соображения вернулась, когда муж завозился, пытаясь расстегнуть ремень на своих брюках. Мы потеряли равновесие и чуть не скатились с узкого дивана на пол.

- Уверен, что хочешь заняться этим прямо здесь? - спросила я, успев схватиться за спинку дивана.

- Уверен, что согласен заняться этим с тобой хоть на потолке, - ответил Гилберт, подхватил меня на руки и понёс в спальню.

- Вряд ли это будет удобно, - заметила я, чувствуя себя в его руках очень уютно.

- В такой момент вспомнила о морали? Нет, поздно, - возразил он, почти бегом преодолевая коридор. – Теперь я тебя не отпущу.

- Речь о потолке, - кротко сказала я. – Неудобно на нём. Подушка будет падать.

- Всё шутишь, - Гилберт добрался до спальной комнаты и попытался открыть дверь, держа меня на руках, но дверь, к его огромному сожалению, открывалась наружу, и он никак не мог повернуть дверную ручку.

- Не получилось, - пожалела я его после третьей попытки. - Но вы не расстраивайтесь, господин эмиссар. Девица хочет любви, а не эффектов. Поэтому просто опустите девицу на пол, она пойдёт своими ногами и будет счастлива.

Он поставил меня на ноги, но не отпустил, а прижал покрепче, заглядывая в лицо, и спросил:

- Счастлива? Правда?

- Абсолютнейшая, совершеннейшая и чистейшая правда, - подтвердила я, погладив его по щеке.

Он перехватил мою руку и поцеловал в ладонь.

- Тогда... открываем дверь и заходим?

- С каких это пор вы стали таким робким, милорд Бранчефорте? - я сама повернула дверную ручку, и в этот момент Гилберт снова поцеловал меня.

Так мы и переступили порог - не прерывая поцелуя, не замечая ничего вокруг, налетели на кресло, добрались до кровати и упали на неё поперёк. Впрочем, мой муж тут же приподнялся, стаскивая через голову рубашку, и словно позабыв, что проще было бы расстегнуть пуговицы.

- Вы так торопитесь, - не удержалась я от поддразнивания, когда вслед за рубашкой на пол полетели штаны. - Боитесь, что меня украдут?

Свечи мы не зажигали, но в окно светила луна, и в её серебристом свете голый мужчина, наклонившийся надо мной, казался языческим божеством. Кем-то вроде тех прекрасных богов древности, которые любили пособлазнять человеческих женщин, а затем исчезали в лесной дали, оставляя тоску по прекрасному и недостижимому.

- Мне кажется, это я краду тебя, - произнёс мой муж, склоняясь всё ниже и уже скользя телом по моему телу. - Краду у всего мира. Потому что теперь ты - только моё сокровище.

- Конечно, господин дракон, - прошептала я, закрывая глаза и подставляя шею и грудь под его горячие поцелуи.

- Снова шутки? - спросил он с завораживающей хрипотцой в голосе. - Нежели я так смешон?

- Нет, - призналась я, позволяя спустить свою ночную рубашку с плеч. - Прости, нет. Это от волнения. Ничего не могу с собой поделать.

- Боишься меня или себя? - последовал новый вопрос.

Я промолчала, и Гилберт сразу насторожился. Приподнявшись на локте, он замер, и даже не открывая глаз я почувствовала, что он смотрит мне в лицо.

Он ждал ответа, и я не выдержала, и призналась:

- Не боюсь. Волнуюсь, милый. Смотри, вся дрожу...

- Тогда я тебя успокою, - сказал он, снова приникая ко мне, и добавил: - Милая...

С обещанием успокоить мой муж погорячился. Покоя я не знала до самого утра. Впрочем, покоя мне и не желалось. Наоборот, я обнаружила, что могу быть такой же безумной и безудержной, как Гилберт. Вся нежность, вся неутолённая страсть, скопившиеся в моей душе за прошедшие годы теперь выплеснулись наружу, а мне хотелось всё больше, больше и больше...