— Это не патология, а наши реалии, — заверила меня Трисия, когда я, опоздав на тридцать пять минут, наконец устроилась рядом. Естественно, у нее проблем с транспортом не возникло, и она приехала куда раньше меня. — Давай рассказывай о Питере и своих сегодняшних интервью.
— Нет, сперва о главном. Что происходит с Кэссиди?
— Очевидно, гормональный взрыв, — фыркнула Трисия. — Ее поведение граничит с непристойным.
— Папа говорил мне, чтобы я не играла в бильярд со студентами физмата, но ни слова о том, чтобы не ложилась с ними в постель.
— Что было бы вдвойне непристойно.
— Постель?
— Нет, если бы твой папа вел с тобой такие беседы. Кстати, я вовсе не намекаю на то, что Кэссиди и Неизвестный Ученый уже прыгнули в кровать. Но я открыто заявляю, что она ведет себя как подросток в пубертатный период.
— Боже мой! Что она сказала?
— Ничего. — Трисия округлила глаза, молча наблюдая, как я впитываю информацию. — Ни единого слова.
Ну и дела! Всякий раз, когда Кэссиди знакомится с мужчиной, мы получаем на него настолько полное досье, что ЦРУ краснело бы от стыда после первого же официального отчета в конгрессе. Это жесткая оценка физических, психологических и романтических данных, сделанная женщиной, знающей, что ей нужно в любой области, особенно в мужчинах. Но чтобы вот так — никакой информации, никаких объяснений! Такого с ней еще не бывало.
— Может, она еще в нем не разобралась? — предположила я.
Трисия негодующе повела носом:
— И потому сбежала от меня? Сорвалась с места, чтобы разобраться в нем! Может, это
Моя рука с бокалом замерла на полпути ко рту.
Я поставила бокал на стол, а Трисия шумно вздохнула, правда, вздох был уже не таким несчастным, как несколько минут назад.
— О чем ты думаешь? Я же вижу, что-то пришло тебе в голову.
Я подробно рассказала о своих встречах с Гвен и Ронни Уиллисом и о замечании, сделанном Питером на прощание. Она хотела, чтобы я так же подробно рассказала и о Питере, но я твердила, что это может подождать. Итак, сухой остаток дня: я отказалась от мысли, что Гарта могли убить либо Гвен, либо Ронни, но что, если они были сообщниками? И еще — нужно обязательно нанести визит в компанию Гарта и поговорить с Гаремом. Не затем, чтобы понять, что они значат для Ронни, а чтобы услышать их мнение о Ронни, точнее — о Ронни и Гвен.
Вот в эту-то минуту Трисия и пожурила меня за искренность:
— Если говорить людям, что ты, возможно, опубликуешь все, что они говорят, они замыкаются в себе.
— Знаешь, а я и не ожидаю, что они признаются в преступлении прямо во время интервью. Хочу разобраться, что их всех связывает, и понять, где произошел сбой.
— И все же, — настаивала Трисия, — надо быть похитрее, двигаться окольными путями. Я так говорю потому, что ты в этом большой спец.
— Ну ты и скажешь!
— Зачем обижаться, — вздохнула Трисия, — я ведь тебя похвалила. Твоей способности вытягивать из людей их тайны впору позавидовать, и я не хочу, чтобы ты о ней забывала только потому, что сейчас ты вправе всем называть свою должность.
— Но я действительно должна написать статью.
— Которая будет еще лучше, если ты подойдешь к расследованию по-своему, — с искренним энтузиазмом подхватила Трисия. — Понаблюдай за этими людьми. Заставь их говорить о том, о чем бы им стоило молчать.
А она в чем-то права. Я просто голову потеряла оттого, что теперь могу действовать официально, так что даже забыла, как это действует на людей, которым задаешь вопросы. Конечно, они будут лезть из кожи, чтобы показать мне лишь красивый фасад, который будет хорошо выглядеть в журнале вроде нашего, чья специальность — именно красивые фасады.
Я пообещала Трисии в следующий раз учесть ее замечание, мы сделали заказ, и она перешла к очередному пункту повестки дня:
— Итак, о Питере.
— Свежий слой краски, но по сути ничего не изменилось. — Я рассказала, что из «Нью-Йорк таймс» он перешел в новый журнал и как он изображал, что скучает по мне, лишь бы я поделилась с ним информацией.
— Ты уверена, что только изображал?