Капитан медленно повернул голову и наткнулся на суровый взгляд человека с винтовкой в руках. Ствол смотрел ему прямо в грудь. Рядом стояли ещё трое мужиков. Двое с ружьями и один безусый совсем молодой парнишка с шашкой, явно отнятой у какого-нибудь городового. Капитан невольно усмехнулся. Шашку парнишка держал как дубину, но с таким усердием, что даже рот открыл.
– Гляди, Прокопий, он ещё и скалится, вражье отродье, – обозлился мужик с ружьём и невероятной бородой, скрывающей даже глаза. – Дай, я врежу по его сусалам. У меня с ними разговор короткий.
– Остынь, Мокей, – Прокопий кивнул капитану. – Кто такие, откуда здесь взялись?
– Оттуда, – Шелест показал глазами на болото. – Успокой своих бойцов. Мне нужно переговорить с вашим командиром.
– Ишь ты, быстрый какой. С командиром, – проворчал Прокопий. – Ответствуй сперва передо мной, а я решу, куда тебя направить и с кем тебе разговаривать. С командиром или с господом богом.
– Так не пойдёт, уважаемый, – стоял на своём Шелест. – Я не могу первому встречному докладывать. Сам понимать должен. Веди к командиру. Дело срочное и важное, или ты думаешь, что мы тут через болото тащились, что бы пулю в лоб получить?
Прокопий задумался. Слова капитана, видно, показались ему убедительными. Он опустил винтовку и скомандовал:
– Тады, шагай вперёд. Только помни, я охотник. Белку в глаз на лету бью, а по такому бугаю уж точно не промажу. Даже не надейся. Шагай.
Капитан встал, помог встать Егору, и они пошагали под конвоем мужиков дальше в лес. Мокей всю дорогу бубнил про себя, ругал доверчивого Прокопия. Последним вышагивал паренёк с шашкой наперевес. Война ему, похоже, казалось какой-то игрой, где вместе с ним играют взрослые и оттого она становится ещё интересней. Шли недолго, по прикидкам Егора, не больше двух вёрст. По дороге их несколько раз окликали, невесть откуда появлявшиеся мужики. Все они были вооружены. Кто винтовкой, кто ружьём. У некоторых на поясе висела кобура с наганом. Но, вот деревья поредели, и они вышли на небольшую поляну, посреди которой стоял старый барак. Вокруг располагалось с десяток шалашей. Везде сидели мужики. Кто поодиночке, кто компанией. Горели костры, пахло пригоревшей кашей. У некоторых костров Егор заметил женщин. Офицеров рассматривали как пришествие господне. Вставали, шли следом, качали головами. Судя по наряду, основной массой партизан были крестьяне. Лишь на некоторых угадывалась городская рабочая одежда. Да и любопытство горожане проявляли не столь откровенно. Арестантов подвели к бараку, возле которого стоял, по всей видимости, дежурный с винтовкой на плече.
– Доложи Кожевникову. Офицеров в лесу поймали. Просятся к нему для разговора, – сказал Прокопий дежурному.
Тот кивнул головой и скрылся за дверью. Вскоре из барака вышел высокий пожилой человек в кожаном пиджаке и в такой же фуражке со звездой. По виду он явно был из рабочих. Командир подошёл к арестованным и оглядел их.
– Вы что-то хотели мне сказать, выше благородие? – сурово произнёс он.
– Не здесь, товарищ командир, – ответил Шелест. – Может, к вам пройдём?
Кожевников, несомненно, удивился, но виду не показал.
– Ко мне, так ко мне, – всё в том же тоне сказал он и повернулся к мужикам. – Вы свободны. Занимайтесь своей работой, продолжайте патрулирование. За поимку и бдительность, объявляю вам особую благодарность. Пройдёмте, господа офицеры.
Командир посторонился и рукой пригласил арестованных пройти в барак. Капитан вошёл первым, за ним Егор и следом Кожевников. Вдоль всего барака тянулся длинный коридор с прогнившим насквозь полом. По краям располагались двери, такие же ветхие, как и пол.
– Последняя дверь направо, – командир продолжал идти сзади.
Капитан обернулся на него и, кивнув, открыл дверь. В комнатушке было одно небольшое окно, половину стёкол которого заменяли доски. У окна стоял массивный письменный стол, возле него несколько колченогих табуреток. У стены одиноко и нелепо располагалась железная солдатская кровать, застеленная всё тем же солдатским одеялом. Подушка, лежавшая в изголовье, давно не знавшая наволочки, была больше похожа на засаленный блин, нежели на постельную принадлежность. У другой стены возвышался широкий трёхстворчатый шифоньер. Окинув взглядом командирскую обстановку, Шелест без приглашения сел на табуретку.
– Прошу извинить меня, – невесело улыбнулся капитан. – Чертовски устал, знаете ли. Столько вёрст отмахали.
Кожевников взял табуретку, поставил её напротив капитана, сел и спросил всё тем же спокойным голосом, словно ему каждый день водили на допрос офицеров вражеской армии:
– Я слушаю вас.
– Я Шелест. Зовут меня Пётр Романович. Я командир Красной Армии. Мне необходимо связаться с подпольем в Екатеринбурге. Скажите, насколько это сейчас возможно?
– А с чего это я должен вам верить. Сейчас все кому не лень, в командиры лезут, да и красные далековато, а вот белые здесь, под боком, – ответил командир.
– Тогда зачем мне в форме белого офицера к вам идти?
– А вас в лесу нашли. Может вы заблудились. Гуляли себе, гуляли, да и заблудились.