— Технически говоря — нет, — отвечает директор. В Вермонте секс с несовершеннолетней классифицируется как «посягательство сексуального характера». Поспешу добавить, что пока еще ваш сын не обвиняется в совершении данного преступления. Но факт вины заверен.
— Факт вины? — повторяешь ты. — Я не понимаю.
— Роб подписал письменное признание, — поясняет директор. — Оно будет предъявлено в пятницу на заседании Дисциплинарного комитета в качестве документа, устраняющего необходимость смотреть кассету.
— Роб подписал признание?
Ты осознаешь, что, как попугай, повторяешь все, что говорит директор, но твой мозг, похоже, совершенно не в состоянии исполнять привычные функции и обрабатывать поступающие в него факты.
— Это очень простой документ, — тихо говорит директор, как будто предчувствуя надвигающуюся бурю.
— Можно мне на него взглянуть? — спрашиваешь ты.
Директор колеблется.
— Пока нет, — наконец говорит он. — В нем много подробностей, о которых вам лучше не знать.
Что-то внутри тебя сопротивляется тому, что от тебя утаивают документ, который написал твой собственный сын. Но ты опять понимаешь: директор прав. В данный момент ты не готова читать подробности того, что вполне могло быть настоящей оргией. Ты чувствуешь, как силы покидают тебя.
Директор встает из-за стола и выходит из комнаты. Он возвращается с коробкой салфеток.
Ты шмыгаешь носом. Потом тебя пробирает дрожь.
— Эта девушка, — опять начинаешь ты, — ее участие показалось вам добровольным?
— Да, — кивает директор, — даже очень.
Ты с облегчением вздыхаешь, и это не ускользает от Внимания директора.
— К несчастью, это не снимает с вашего сына ответственности за произошедшее, — быстро говорит он.
Что-то в тебе напрягается. Ты впервые осознаешь, что у тебя и сидящего напротив человека вскоре могут появиться очень весомые основания для личной вражды.
— Эта девушка… Я не знаю… Она соблазнила мальчишек
— Вашему сыну восемнадцать лет, — говорит директор, и в его голосе впервые появляются гневные нотки.
Я, как обычно, засиделся на работе допоздна. В тот день была моя очередь просматривать местные газеты маленьких новоанглийских городков. Они служат источником тридцати процентов всех наших новостей. Я делаю это в Интернете, потому что там можно быстро собрать все сводки. Итак, я просматриваю все эти феноменально нудные истории в «Рутланд Геральд»: «Вандалы от пейнтбола напали на кладбище», «Школа закрывается из-за пожара, охватившего здание в результате поджога»… Наконец я дохожу до полицейской сводки по Авери. Эта сводка — самая читаемая часть любой газеты. Она даже популярнее некрологов. И вот я вижу эти заголовки: «Восемнадцатилетний студент обвиняется в посягательстве сексуального характера. Девятнадцатилетний студент обвиняется в посягательстве сексуального характера. Восемнадцатилетний студент разыскивается в связи с обвинением в посягательстве сексуального характера». Меня заинтриговало слово «студент». Во-первых, это довольно необычно — указывать в подобной сводке род занятий участников событий, а во-вторых, слово «студент» в сочетании со словом «Авери» неизбежно порождает в мозгу словосочетание «студент из Авери», то есть из Академии Авери. И вот что я думаю: «Если речь и в самом деле идет об Академии Авери и если там и в самом деле имело место посягательство сексуального характера, — а ведь нетрудно предположить, что жертва тоже является студенткой этой школы, — из этого можно сделать весьма неплохую историю». В «Рутланд Геральд» У меня работает знакомый парень, но я не хочу ему звонить и обращать его внимание на эту новость. Вдруг он не заметил слово «студент»? Поэтому я звоню в полицейский участок Авери. Даже в этих крошечных городках там всегда есть дежурный, хотя иной раз приходится выдергивать его из дома, где он мирно спал в своей постели.
На звонок отвечает офицер Квинни, он же начальник местной полиции. Я представляюсь и спрашиваю у него, арестовала ли полиция Авери двух подозреваемых в совершении посягательства сексуального характера. Ему не хочется общаться со мной. Похоже, он чем-то расстроен. Впрочем, он подтверждает факт ареста, совершенного этим же вечером. Я спрашиваю у него, кто эти люди, и он отвечает: «Без комментариев». Я спрашиваю у него, нашли ли уже третьего студента, и он говорит, что не знает, хотя это полный бред. Как может начальник полиции быть не в курсе, выполнено его распоряжение или нет? Но это ничего, потому что данную информацию я могу получить и по другим каналам. Я спрашиваю его, как зовут жертву, и он опять отвечает: «Без комментариев». Он уже на взводе, ведь мне следовало бы знать, что он не имеет права сообщать мне имя жертвы. Разумеется, я это отлично знаю. Но, видите ли, не все вопросы задаются с целью получить ответы. По большей части они задаются, чтобы заставить человека разговориться, сболтнуть что-то лишнее, что позволит тебе докопаться до истины, или высечь искру, которая осветит твой дальнейший путь.