Роковая тайна сестер Бронте

Мать Кэтрин переехала в Англию незадолго до замужества и умерла вскоре после рождения дочери — второго ребенка в семье. В нашей беседе Кэтрин будто бы невзначай обмолвилась о своем старшем брате. Явная неохота, с какой она упомянула о нем, не оставила сомнений в том, что эта тема ей неприятна. Кэтрин тотчас же пожалела о своем излишнем многословии и более к этому не возвращалась… Так вот, по словам очевидцев, миссис Моорлэнд сгубил суровый климат северной Англии и нелегкая доля жены священника, однако, как полагает Кэтрин, здесь кроются иные причины, о которых она столь же деликатно умолчала. Она еще что-то говорила о родственниках своей матери — тех, что остались в Ирландии: по всей вероятности, они и сейчас живут там. Кажется, в своем провинциальном кругу они слывут вполне достойными и отнюдь не бедными людьми.

Что же касается отца этой девочки, то тут разговор особый. Его история кажется настолько невероятной, что ее легко счесть за досужий вымысел… Верите ли, милые сестрицы, что сей, казалось бы, скромный лидский проповедник в действительности является полноправным представителем одного из самых знатных родовых кланов Англии? Кэтрин сказала, что ее отец — уроженец Лондона и, что самое главное и во что до сих пор верится с трудом, он происходил из сословия пэров. Юношей его отослали в Оксфорд, где он получил превосходное образование, после чего по праву наследственной привилегии должен был вступить в сплоченные ряды членов парламента.

Но тут, ко всеобщему изумлению, юный упрямец заявил, что не желает иметь ничего общего с политикой и законом, так как не чувствует и тени призвания к ведению дел государства, что основная и единственная тайная мечта всей его жизни — пойти по стезе наивысшей христианской добродетели — стать приходским священником. Сами понимаете, случай поистине уникальный: в высших слоях общества совершенно недопустимо подобное своеволие, ибо там господствует долг. Разумеется, в семье разразился грандиозный скандал. Отец незадачливого лорда грозился выгнать упрямого юношу из дома, лишить его наследства, фамильного имения и прочих восхитительных почестей. Понятное дело, все это были лишь угрозы — не более. Старик нипочем не решился бы воплотить их в жизнь, так как смертельно боялся огласки, что, несомненно, привело бы к позору и неминуемому изгнанию из парламента.

Однако не на шутку рассерженный и к тому же подстрекаемый благородной гордыней, молодой человек не стал дожидаться возможных последствий своего непостижимого безрассудства и поспешил совершить новое, еще более дерзкое: он тайком бежал из дому, не захватив с собой ни пенса сверх того небольшого «капитала», что был у него в наличии. С помощью этой суммы он рассчитывал перебраться подальше от Лондона в надежде отыскать такое укрытие, которое гарантировало бы ему относительную безопасность.

Так он оказался в Лидсе, где и надумал обосноваться, скрыв свое настоящее имя, происхождение и положение, которое его семья занимала в обществе, твердо решив посвятить все свои силы любимому делу. На оставшиеся деньги новоявленный пастор приобрел собственный приход и небольшой домик поблизости. Растранжирив, таким образом, весь свой «капитал» и собственноручно преградив себе доступ к неиссякаемым богатствам семейной сокровищницы, отец Кэтрин вынужден был сам добывать возможные средства к существованию. Позднее он обзавелся семьей, которую должен был обеспечивать, так как ирландские родственники его супруги, видимо, дали понять, что молодоженам отнюдь не следует обращаться к ним за содействием. Конечно, все это довольно грустно, но тем не менее выходит так, что Кэтрин Моорлэнд, будучи представительницей несравненно более высокой породы людей, воспитывалась, в сущности, в тех же условиях, что и мы.

— Что ж, — вздохнула Шарлотта, — в самом деле, вся эта история весьма печальна, если только она действительно правдива. Однако Кэтрин, похоже, не сетует на свою жизнь.

— Может, ты и права, сестрица, — ответила Элизабет. — Кэтрин, сколько я ее знаю, ни разу не жаловалась на постигшие ее семью превратности судьбы. Однако это отнюдь не означает, что она покорно смирилась со своей долей. Кэтрин Моорлэнд — слишком странная особа. Она никогда не станет выставлять напоказ своих истинных чувств.

— Значит, по-твоему, она нарочно прячет досаду и скорбь от окружающих? — вмешалась Мария.

— Если Кэтрин и вправду скрывает свое недовольство, то это происходит вовсе не нарочно. Просто такова ее натура.

— Это правда, — подхватила Шарлотта. — Как всем нам нынче довелось убедиться, Кэтрин Моорлэнд — сама тайна. Пытаться постичь ее — столь же бессмысленное и неблагодарное занятие, как то, что выпало на долю несчастных дочерей Даная. Право же, всякое стремление хоть как-то вникнуть в ход мыслей Кэтрин постигнет та же печальная участь, что и заветную воду подземного царства, устремляемую бурным потоком из тяжелых кувшинов Данаид в злополучный бездонный сосуд.