Роковая тайна сестер Бронте. Часть 3

Этот пречистый блаженный дух спустился ко мне с Небес, сложил свои восхитительные, отливавшие золотистым сиянием, белоснежные крылья и стал терпеливо ждать, подставив мне свою превосходную изящную спину. Я понял, что этот Ангел явился с Небес не случайно: он приглашает меня совершить какое-то путешествие. Я взобрался ему на спину, он расправил свои могучие крылья, и мы полетели.

Патрик Бронте внезапно смолк, устремив завороженный взор в непостижимую даль.

– Что же было дальше, отец? – робко спросила Шарлотта, в голосе которой ощущалось тревожное беспокойство.

Пастор очнулся от охватившего его оцепенения и леденящим душу потусторонним голосом продолжал:

– Полет продолжался довольно долго, и в тот момент, когда мне начало казаться, что это таинственное путешествие растянется в вечность, Ангел мгновенно сложил крылья и стал спускаться вниз. Я оказался на холодной гранитной плите, одной из множества точь-в-точь таких же одинаковых плит, отделенных друг от друга и омываемых со всех сторон бурными водами неведомого моря или океана.

На всех прочих плитах также расположились люди – по одному человеку на каждой. Я пригляделся получше, и меня охватил ледяной озноб: здесь, на этих омываемых со всех сторон холодными волнами и овеваемых всеми ветрами миниатюрных каменных островках, были все благословенные члены моей семьи. И – что отчаянно тревожит меня до сих пор – мне довелось увидеть тогда каждого из своих родных именно в ту пору, которая отмечала последнюю фазу их земной жизни – как оно и случилось на самом деле. Здесь была твоя славная матушка, точь-в-точь такая же нежная и смиренная, как в час своей печальной кончины, а также все твои сестры и брат. Мария и Элизабет – старшие мои девочки – были юны и прекрасны, как маленькие ангелочки. Патрик Брэнуэлл достиг уже зрелых лет, так же, как и твои любимые сестры – Эмили и Энн.

Преподобный Патрик Бронте неожиданно прервал свое мрачное повествование и устремил печальный, исполненный бесконечной нежности взор на Шарлотту. Он глядел на нее долго и пристально, словно изучая каждую черту ее уставшего, грустного лица, каждый жест, каждое движение.

– В чем дело, дорогой отец? – озабоченно спросила его дочь.

– И ты, детка… – потрясенно произнес пастор. – Ты тоже была там, в том чудовищном месте, на одной из тех вздымавшихся из безрассудной водной стихии гранитных плит. Я застал тебя там, моя ненаглядная Шарлотта, такой же строгой и степенной, какой вижу тебя теперь. Да… да… – убежденно продолжал он. – Тот же мягкий гордый профиль… Те же бездонные, исполненные вселенской печали глаза… Да… я уверен… это была ты – точно такая же, как теперь…

– Продолжайте, отец, – сказала Шарлотта, с величайшим трудом обуздав свой страх. – Кого еще вы увидели в том проклятом Богом месте?

– Кажется, там была еще твоя тетя, мисс Брэнуэлл, – отозвался пастор. – Впрочем, я плохо ее разглядел и не убежден в том, что это была действительно она. А кроме того, я заметил еще двух женщин. Обе они были мне незнакомы. Одной из этих дам могло быть лет тридцать – тридцать пять, другой – около пятидесяти. Их плиты как раз находились по соседству с моей, окружая меня с двух сторон. Одна из моих соседок – сейчас уже не припомню, которая именно, – безмолвно протянула ко мне руку, державшую какие-то странные листки бумаги. Я потянулся за листками и мгновенно ощутил мощный леденяще-мертвенный импульс, исходивший от руки их обладательницы. Я быстро выхватил предлагаемые мне бумаги и тут же воззрился на них. Предо мной предстали четыре яркие, сделанные акварелью зарисовки различных пейзажей, снизу которых стояли чернильные подписи, очевидно, воспроизводившие названия этих картин.

Первая из полученных мною зарисовок изображала веселый летний пляж, усеянный множеством загорающих и купающихся людей. Внизу ее пестрела подпись «ЗЕМНАЯ ЖИЗНЬ».

Вторая картина представила моему жадному взору тот же пляж и тех же людей, которые были на первой зарисовке. И все же к светлому, безмятежному пейзажу «ЗЕМНОЙ ЖИЗНИ» теперь прибавилась одна отличительная деталь. Среди плавающих людей виднелось страшное черное существо, увенчанное острыми короткими рожками. У меня не оставалось никаких сомнений относительно родословной этого рогатого представителя: разумеется, то был не кто иной, как сам Черт. Чернильная подпись к сему оригинальному произведению искусства гласила: «ПРЕДВЕСТНИК».

Я обратил свой полный невыразимого ужаса взор к третьей зарисовке. Тот же пляж, тот же Черт, но на хребте у Черта сидит человек. «ОБРЕЧЕННЫЙ» – значилось внизу картины.