Шарлотта, подчиненная какому-то непостижимому стремительному порыву, подалась вперед, склонила голову и судорожно прикрыла глаза руками.
Перед ее внутренним взором устрашающим неотступным видением вставали мрачные серые плиты, отмечавшие могилы на гавортском кладбище при церкви святого Михаила. Под одним из таких суровых надгробий лежат останки прелестного молодого викария, чья жизнь оборвалась столь трагично и неожиданно, так и не предоставив ему полноправной возможности вкусить все благословенные прелести земного бытия. А наверху, в одной из унылых темных комнат заброшенного гавортского пастората, сидит одинокая дева — воплощение неизбывной печали, устремив неотрывный взор в окно. Она наблюдает сквозь залитые традиционным осенним дождем стекла, как над погостом постепенно сгущаются сумерки, заволакивая все вокруг неотступной пеленою мрака и унося и угрюмые холодные могилы и тех, кто обрел в них мир и покой, в непостижимое небытие…
Ни для него, ни для нее уже не встанет солнце, не облачатся в пышные зеленые мантии деревья, не покроется дивным лиловым бархатом вереск, не нальются восхитительным сладким соком плоды, и нежная красногрудая зарянка не разольется пред ними в божественных трелях Благословенной Песни Любви. Ведь он унес с собой в могилу то неповторимое очарование, какое дотоле все эти первозданные дары Природы таили для нее.
Шарлотта продолжала сидеть в дортуаре за своим бюро совершенно потрясенная. Подлинным сестринским чутьем девушка внезапно ощутила, каково должно быть сейчас бедной «малютке Энн», на хрупкие плечи которой легло невыносимое бремя вселенской печали. Несчастье, постигшее ее, поистине ужасно, и хуже всего то, что оно непоправимо. Можно ли было сравнить те тревожные мысли, что гнездились последнее время в сознании Шарлотты, с тем великим горем, что выпало на долю несчастной страдалицы Энн? Что лучше: жить с неразделенной любовью или похоронить того, кто разделил ваши чувства и отдал вам свое сердце?
Как бы то ни было, у Шарлотты на этой земле еще оставался источник радости. Тот, в чью сторону устремлять как живой, так и мысленный взор было для нее тем же Божественным Благословением, что и священное омовение в целительных и воскрешающих блаженные души водах Леты и Эвнои[40]
. Взглянуть на него — значило для девушки прильнуть губами к Заветному Оазису.Энн была лишена этого сладкого утешения. Ее счастливые дни умчались в прошлое. Безвозвратно. Навсегда.
При этой страшной мысли Шарлотта невольно содрогнулась. Именно она, как никто другой, осознавала весь леденящий ужас создавшегося положения. Ведь отличительной чертой характера Энн было непреклонное постоянство, заложенное в самой ее природе. Она определенно не относилась к числу тех, кто мог бы найти утешение в новой любви: для нее просто было невозможно полюбить кого-то еще. Тем безысходнее была ее ситуация. Шарлотта понимала это и теперь уже отчаянно корила себя за давешние недостойные слезы. В эту минуту она отдала бы все на свете, чтобы хоть чем-то помочь несчастной Энн, смягчить ее страдания. Но в то самое время, когда Энн более всего нуждалась в сестринской заботе и внимании, их с Эмили даже не было в Гаворте. Какая жестокость! Какая чудовищная насмешка Судьбы!
Постепенно мысли Шарлотты приняли иное направление и обратились к тетушке, столь неожиданно для всех оказавшейся на смертном одре. Вот она, как обычно, строгая и смиренная лежит на длинной сосновой кровати. Голова ее мирно покоится на белой подушке, руки покорно сложены на груди поверх пышного одеяла (тетушка, боясь случайной простуды, всегда тщательно заботилась о надлежащем тепле своей кровати), глаза неподвижно устремлены в потолок. Все ее черты проникнуты непостижимой одухотворенностью.
Шарлотта отчетливо помнила тот день, когда тетушка посвятила ее в сокровенную тайну своего сердца, поведав печальную историю своей безответной любви. С той поры Шарлотту неизменно восхищало великое мужество и стойкость тетушки, а также — ее небывалая самоотверженность и несгибаемая сила воли.
И вот теперь сама Шарлотта Бронте оказалась в положении, необычайно схожем с положением тетушки. Как же ей поступить? Конечно же, последовать примеру ее мудрой родственницы!