Роковая восьмерка (ЛП)

— Помнишь, я говорил, что Абруцци помешан на военных играх? Ну, так он еще больше чокнутый. Он коллекционирует сувениры. Старое оружие, армейскую форму, военные медали. И не просто коллекционирует. Он их носит. По большей части, когда играет. Иногда, когда проводит время с женщинами. Иной раз, когда стрясает безнадежный долг. На улицах говорят, что Абруцци потерял медаль. Предположительно принадлежавшую Наполеону. Ходят слухи, что Абруцци пытался купить эту медаль, но парень, владеющий ею, отказался продать. И тогда этот чокнутый убил его и присвоил медаль. Держал он ее дома на письменном столе. И надевал во время игр. Ему втемяшилось, что она делает его непобедимым.

— И это то, что есть у Эвелин? Медаль?

— Я так слышал.

— Как медаль у нее очутилась?

— Не знаю.

Рейнджер сместил бедро, и желание пронзило меня и зажглось внизу живота. Он был жесткий повсюду. Его бедра, его оружие…всебыло жестким.

Потом он наклонил голову и поцеловал меня в шею. И провел языком по месту, которое только что поцеловал. И поцеловал снова. Скользнул ладонями мне под футболку, оставляя огненный след на коже, пальцы очутились под грудью.

— Час расплаты, — объявил он. — Я забираю долг.

Я чуть не свалилась на пол.

Рейнджер взял меня за руку и потянул к спальне.

— Кино, — пролепетала я. — Лучшая часть фильма идет.

Сказать по чести, я не смогла бы вспомнить ни единого кадра из того фильма. Ни одного имени персонажа.

Рейнджер стоял почти вплотную, обхватив меня рукой за шею и приблизив лицо.

— Мы сделаем это, Милашка, — сказал он. — Все будет хорошо.

А потом поцеловал меня. Поцелуй стал глубже, требовательней, сокровенней.

Ладонями я почувствовала, как напряжены мышцы на его груди, как бьется сердце. Так у него есть сердце, мелькнула мысль. Хороший знак. По крайней мере,частичноРейнджер все-таки человек.

Он прервал поцелуй, подтолкнул меня в спальню. Сбросил ботинки, снял ремень с оружием. Снял все. Даже тусклого света хватило увидеть: что обещал Рейнджер, облаченный в спецназовскую экипировку, то сдержал, когда сбросил одежду. Весь из сплошных твердых мускулов с гладкой смуглой кожей. Тело совершенных пропорций. Напряженный исосредоточенный на мне взгляд.

Рейнджер содрал с меня одежду и загнал на кровать. А потом вдруг очутился внутри меня. Однажды он пообещал мне, что время, проведенное с ним, отвратит меня от всех остальных мужчин. Когда он это говорил, то я решила, что он преувеличивает угрозу. Больше я так не думала.

Когда мы закончили, то полежали какое-то время. Наконец он провел рукой по всему моему телу.

— Пора, — сказал Рейнджер.

— Асейчас-точто?

— Уж не думаешь ли ты, что так легко платятся долги?

— Ой-ой, неужели переходим к наручникам?

— Чтобы превратить женщину в рабыню, мне не нужны наручники, — заявил Рейнджер, целуя меня в плечо.

Он легонько поцеловал меня в губы, потом наклонил голову, целуя подбородок, шею, ключицы. Спустился ниже… грудь, сосок. Пришла очередь пупка, живота, а потом его рот оказался…обожежмой!

На следующее утро Рейнджер все еще был в моей постели. Прижавшись тесно ко мне и держа меня в объятиях. Я проснулась от звука сигнала на его наручных часах. Он выключил будильник и повернулся на бок проверить пейджер на прикроватной тумбочке, где тот лежал рядом с пистолетом.

— Мне нужно идти, Милашка, — сказал он. Оделся. И ушел.

О черт.Что я натворила? Я просто сделалаэтос Магом. Дерьмо святое! Ладно, успокойся. Давай просто здраво рассудим. Что здесь случилось? Мы это сделали. Конец, кажется, был чуточку грубым, но ведь это Рейнджер. А что я ждала? И прошлой ночью он не был грубым. Он был… восхитительным. Я вздохнула и вылезла из постели. Приняла душ, оделась и пошла в кухню поздороваться с Рексом. Только Рекса там не было. Он ведь жил сейчас у родителей.

Без Рекса квартира казалась пустой, поэтому я собралась поехать к своим. Поскольку наступило воскресенье, появился дополнительный стимул вроде пончиков. По дороге из церкви матушка и Бабуля всегда покупали пончики.

Девочка-лошадка скакала по дому в нарядном платье для воскресной школы. Завидев меня, она остановилась, и личико ее приобрело задумчивый вид.

— Ты еще не нашла Энни?

— Нет, — ответила я. — Но я говорила с ее мамой по телефону.

— В следующий раз скажи ее маме, что Энни пропускает кучу всего в школе. Скажи, что меня взяли в класс по чтению «Черный жеребец».

— Хватит врать-то, — вмешалась Бабуля. — Ты в классе «Синяя птица».

— Я не хочу быть дурацкой синей птицей, — заявила Энни. — Синие птицы — какашки. Хочу быть черным жеребцом. — И поскакала прочь.

— Люблю это дитя, — сказала я Бабуле.

— Угу, — согласилась Бабуля. — Напоминает тебя в этом возрасте. Прекрасное воображение. Идет по моей семейной линии. Твоя матушка, Валери и Энджи во всех отношениях синие вороны.

Я взяла пончик и налила чашку кофе.

— Что-то в тебе изменилось, — заметила Бабуля. — Не пойму, в чем дело. Как вошла, так не перестаешь улыбаться.

Проклятый Рейнджер. Я заметила эту улыбку, когда еще зубы чистила. И никак ведь не сходит!

— Удивительно, что может с человеком сделать здоровый сон, — пояснила я Бабуле.