Роковая женщина

Ну что же, я определенно вхожу в число тех, кто желает Ирен только добра, но, надеюсь, ни разу не причиняла ей зла. Значит, мой долг – спасти подругу.

Я села напротив. Примадонна полулежала в своем кресле, и поза ее свидетельствовала о том, что она не спала всю ночь… Она напомнила мне Сару Бернар в одной из ее нескончаемых сцен смерти.

– Ты заявила, что приехала в Америку в надежде проследить свои корни, – начала я. – Но я подозреваю, что ты прибыла сюда исключительно для того, чтобы увезти меня от Старого Света и воспоминаний о наших ужасных приключениях. Ты всегда думаешь только о других, Ирен, и пора это прекратить.

– Разве я думаю о других? Я же примадонна! – горько усмехнулась она.

– Конечно, тебе присуща театральность, и ты умеешь режиссировать события. Но ты слишком преданна своим друзьям и потому оберегаешь их от шока. Ты приехала сюда потому, что у тебя якобы нет ни родителей, ни сестер, ни братьев. Но с тех пор, как мы находимся в Нью-Йорке, я встречала только тех людей, которые тебя по-настоящему любят. У тебя множество матерей и отцов, Ирен, и тебе не нужна Пинк, чтобы доказать это.

– Меня лишили прошлого.

– Мы же в Штатах! Это совершенно новая страна. Американцы не ценят прошлое, они смотрят только вперед. Тебе удалось оставить свой след и в Старом, и в Новом Свете. Это и есть будущее. Забудь о предках. Моя родословная восходит к вору, которого повесили в Средние века, что не мешает мне быть достойным человеком. Уверяю тебя, значение происхождения сильно преувеличено. Твое прошлое – люди, которые тебя любят. А это стоит любой родословной!

– Но они мертвы или скоро умрут.

Тут у меня не нашлось ответа.

– Из-за меня, – с нажимом произнесла подруга. – Из-за того, что мне неизвестно. Но я все выясню, – решительно заявила она. – Причина в том, что от меня утаивают. Ради моего блага.

– Может быть, – пожала я плечами. – Признаться, мне очень нравится чудной театральный народ. Они напоминают мне честных селян Шропшира, на которых никто особенно не обращает внимания. Они и вспоминаются мне в первую очередь, когда я думаю о детстве.

– А у меня, Нелл, только обрывки туманных видений. – Ирен поднялась и вложила мне в ладонь маленькие золотые часики, похожие на солнышко. – Я хочу, чтобы ты меня загипнотизировала.

– Загипнотизировала? – Мне стало страшно. – Но я же не умею!

– Зато я отлично умею. Ты видела, как я применяю гипноз. Единственное, что тебе нужно делать, – раскачивать часы, пока они не начнут расплываться у меня перед глазами. А еще ты должна призывать меня к душевному покою. Ты же дочь приходского священника, и у тебя это должно выйти естественно.

– Я не могу взять на себя такую ответственность.

– Никому другому я не готова довериться.

– Маэстро…

– Он показал себя не с лучшей стороны. Правда, у него были благие намерения, и не мне его винить. Но мне требуется более сильная личность.

– Я? – От неожиданности я даже хихикнула.

– Тот, кого я могу назвать настоящим другом.

– Ирен, не заставляй!

– Ну пожалуйста, Нелл! На тебя вся надежда!

Вот так скромная прихожанка англиканской церкви в тридцать два года стала гипнотизером.

До чего же глупо я себя чувствовала! Ни дать ни взять медиум, зарабатывающий на жизнь, изрыгая марлю. Но она была мертва, та женщина-медиум. Я устала разыскивать людей из прошлого Ирен только для того, чтобы обнаружить очередной труп.

Я раскачивала часы из стороны в сторону, наблюдая за лицом Ирен и чувствуя себя законченной дурой. Взгляд подруги был прикован к часам, словно перед ней был раскачивающийся колокол, который звонил по ней.

Примадонна была исполнена решимости поддаться гипнозу, а я – загипнотизировать ее. Мы обе понимали, что другого выхода нет.

– Ирен, – произнесла я нараспев, как церковный хор.

– Да, Нелл.

– Я хочу, чтобы ты следила за часами.

– Да, Нелл.

– Я хочу, чтобы ты думала… вернее, вообще не думала. Представь себе… э-э… мангуста Мессалину.

– Да, Нелл?

– Такое гибкое, гладкое создание, сплошные мускулы и мех. Блестящие глаза и сверкающие зубы, как у испанской танцовщицы.

– Испанской танцовщицы?

– Такая грация, страсть… и четкость. Как метроном. Ты слышала и видела метроном. Это ритм музыки. Влево, вправо, как эти часы. Влево, вправо, как маятник. Влево, вправо, как ходики.

– Как… прошлое.

Глаза Ирен, устремленные на часы, подернулись дымкой. Мне самой не верилось, что у меня получилось. Внезапно, в полушаге от успеха, мне отчаянно захотелось нарушить этот ритм, отказаться от своей власти, пробудить нас обеих.

Но метод сработал, и отступать было некуда. Я ломала голову над тем, что же теперь нужно делать. Ирен внезапно оказалась в моей власти. Она отдалась мне в руки. И я должна дирижировать этим оркестром. Должна понять, какие тайны нужно раскрыть.

Как же тяжко быть и пастырем, и овечкой!

– Ирен.

– Да, Нелл.

Ее «да, Нелл» еще никогда не звучало так сладостно, так приятно. Правда, сейчас мне больше хотелось услышать: «Нет, Нелл», – настолько пугала меня собственная роль.