Он вышел. В тот же миг, когда за ним захлопнулась дверь, она разрыдалась, как будто стремилась наверстать все годы, что она не плакала, словно сегодня был день похорон отца, и она делала то, что
Теперь она знала, как сильно Артур ее любил. Она не предаст его, чего бы это им стоило.
Букер мрачно разглядывал свои ботинки, избегая смотреть Роберту в глаза. Он больше не был уверен, на какой он стороне, впервые в жизни, и чувство, которое он при этом испытывал, было весьма тошнотворным.
— Похоже, она вела совершенно обычную жизнь, — сказал он по возможности твердо.
— Мне следовало послать кого-то другого.
— Роберт, никто бы не нашел того, чего я не нашел. Ничего важного. — Про себя Букер вздохнул. Никогда раньше он не обманывал клиента, тем более члена семьи Баннермэнов. И он чувствовал себя так, словно шел по канату над Ниагарским водопадом.
— Никаких приятелей?
— Школьная футбольная звезда. Я с ним разговаривал. Довольно милый парень, желает ей добра. Послушай, какая разница, даже если бы она переспала с целой командой? Она — не кандидатка в святые.
— Ну, должен сказать, что на это не похоже. А ты ничего не скрываешь, приятель, так, на всякий случай?
— С чего бы я должен что-то скрывать? — Букер надеялся, что его вина не очевидна.
— Представления не имею.
— Я тоже.
— Надеюсь, что нет, — нетерпеливо фыркнул Роберт. — Расскажи мне об этом — как его? — Ла Гранже.
— Что же, это, как тебе известно, типичный среднезападный маленький город…
— Оставь это для путеводителей, Мартин. Я не собираюсь его посещать.
— Я имел в виду, что это типичный маленький город… полный сплетен. Все друг друга знают.
— И каковы сплетни о прекрасной мисс Уолден?
— Ничего особенного. Я разговаривал с ее школьным возлюбленным, парнем по фамилии Цубер.
— И?
— Похоже, они убегали вместе.
— Ага! Это уже сексуальный скандал. Это кое-что.
— Ну, вряд ли это можно назвать
— Сколько ей было лет?
— Шестнадцать, или около того. Как раз в том возрасте, когда подростки творят такие вещи.
— Ты собираешься выступить как знаток детской психологии? Кончай с этим.
— Ну, вскоре после этого эпизода ее отец умер. Покончил с собой.
— И это ты называешь «обычной жизнью»? Как он это сделал?
— Застрелился. Похоже, это был человек, склонный к депрессии, то, что называется «тип А».
— Ты выводишь меня из терпения, Мартин. Когда мне понадобится психологический анализ, я о нем попрошу. Он покончил с собой из-за того, что она убежала?
— Да, это могло быть решающим фактором.
— Вот почему она никогда не возвращается домой?
— Думаю, так, Роберт. Печальные воспоминания и сильная доза вины. Я говорил с ее матерью. Алекса восприняла смерть отца очень тяжело, но у меня не создалось впечатления, что ее кто-то обвинял, кроме нее самой. Я начал некоторые расследования, но не уверен, что они приведут к тому, что ты ищешь.
— Проклятье, — сказал Роберт. — Я надеялся на нечто большее. — Он вздохнул. — Ты видел газеты?
— Большую часть.
— Невероятный скандал, а? Мы на первой полосе каждой чертовой газеты с рассказом о ее браке. Господи Иисусе, позавчера эта история попала даже на первую полосу этой траханой «Нью-Йорк таймс»! Мы не можем без конца повторять «Без комментариев». Тед Коппел приглашал меня выступить в «Ночной линии». Вокруг моей квартиры толпятся репортеры. По меньшей мере двое нацелились писать книгу об этом. Между прочим, звонил президент.
— Президент Соединенных Штатов?
—
— А как это воспринимает Элинор?
— Не беспокойся об Элинор, Мартин. Побеспокойся лучше обо мне. Именно у
— А Алекса? Что она делает?
— К счастью, она до сих пор не обратилась к прессе. По правде, она просто исчезла, но эта таинственность только подогревает аппетит газетчиков. Тем временем я узнал пару интересных вещей —
—
— Ты когда-нибудь слышал о девице по имени Брук Кэбот?
— Нет, а что?
— Брук — бордельмаман. Весьма специфическая.
— Специфическая?