Роковая женщина

Алексе показалось странным, что Роберт, похоже, готов позволить событиям развиваться медленно, притворяясь, будто она — гостья на загородном уик-энде. Считает ли он, что промедление даст ему преимущество, и если так, то почему? Возможно, просто оттого, что здесь его дом, его «почва», как выразился бы Саймон. Ей подумалось, что Саймону стоит позвонить точно так же, как и адвокату.

Роберт кивнул, положив конец дальнейшей дискуссии, когда появился дворецкий — наконец! — с кофе.

— Прекрасная погода, — произнес он, словно разыгрывая гостеприимного хозяина. — Стыдно не воспользоваться этим. Алекса, вы ездите верхом?

— По настоящему — нет.

— Ты мог бы подумать об охоте, Роберт, — сказала миссис Баннермэн. — Соседям было бы приятно снова увидеть Баннермэна в поле. Хотя, должна признаться, все изменилось к худшему, когда во главе охоты стоял твой отец, Здесь понастроила загородных домов толпа нью-йоркских юристов и брокеров. Большинство из них кошмарно сидит в седле и обладает еще худшими манерами. А женщины! Мордастые, размалеванные блондинки, гоняющиеся за мужьями.

Роберт улыбнулся.

— Как раз то, что мне нужно, бабушка.

— Ах, оставь! В любом случае, это был бы красивый жест. Предполагается, что это наши охотничьи угодья, знаешь ли.

— Не знаю… Вряд ли у меня есть подходящая одежда.

— Все твои охотничьи принадлежности наверху. Мейтланд может их в момент для тебя приготовить.

— Возможно. Вообще-то, я должен сказать, чего бы мне хотелось, раз уж я здесь в это время года. Я бы скорее предоставил лисиц нью-йоркским юристам и их мордастым дамам и подстрелил бы несколько фазанов. Я соскучился по этому. За исключением поло и соккера венесуэльцы мало занимаются спортом, в том смысле, как мы это понимаем. Президент республики однажды пригласил меня на охоту, но это просто означало плюхать вниз по какой-то жуткой тропической реке в каноэ, убивая все, что движется по берегам. Я спорт понимаю иначе. И с удовольствием провел бы день в поле.

— Тогда поговори с Мак-Гиверни. Он умирает от желания что-нибудь подстрелить. И вечно жалуется, что округа переполнена фазанами. С другой стороны, он не мешает им размножаться.

— Как ты, Патнэм? — бодро спросил Роберт. — Посоревнуемся? По пять долларов за птицу?

— Вряд ли, Роберт. Я годами не держал в руках ружье. И, если ты помнишь, никогда особенно не любил охоту.

— Однако ты был чертовски хорошим стрелком. Ну, давай! Это пойдет тебе на пользу.

— Ну, ладно. — Патнэм неохотно покорился неизбежному, как всегда в разговорах со старшим братом.

— Алекса, вы к нам присоединитесь? — спросил Роберт.

— Я не знаю, долго ли здесь пробуду.

— Мы устроим охоту завтра, если погода позволит. Прекрасно проведете время, обещаю вам.

— Что ж, может быть, — сказала она, поддаваясь напору энтузиазма Роберта. Из-за его манеры смотреть прямо на нее, когда он говорил, ей почему-то трудно было ему противостоять. Кроме того, она сохранила милые сердцу воспоминания, как блуждала вслед за братьями по кукурузным полям, а собаки весело бежали впереди.

Странно, подумала она, но ее гуманность по каким-то причинам не распространялась на фазанов. Ей никогда особенно не нравилось их есть, и она была согласна с отцом, что мясо у цыплят гораздо вкуснее, а убивать их гораздо легче. Однако охота была одним из редких развлечений, которые она могла разделить с братьями, и она всегда радовалась, изо всех сил стараясь примериться к их широкой походке, таща в сумке за спиной тяжелый термос — потому что ранним утром, когда они выходили, бывало очень холодно, и землю покрывала тонкая серебристая корка льда, хрустевшая под их ногами и таявшая, как только солнце показывалось над горизонтом.

— Если вы хотите, — сказала она, — конечно.

— Прекрасно. — В его голосе было такое облегчение, что на миг она удивилась — что бы он сказал, если бы она отказалась.

Только после того, как оказалась в кабинете, Алекса осознала, что, должно быть, в этой самой комнате Патнэм-старший приводил к порядку Артура, а Артур — своих детей, что именно здесь произошла его последняя роковая ссора с Джоном.

Она уселась за стол, чувствуя себя карлицей. Кир Баннермэн был высок, и мебель заказывал соответственных размеров. Поверхность стола блестела — шесть на три фута старинной выделанной кожи. Здесь когда-то Кир, без сомнения, склонялся над своими гроссбухами, а Патнэм-старший пытался растратить свой миллиард долларов. В детстве этот стол произвел на Артура такое впечатление, что он решил, когда вырастет — не даст ему поймать себя в ловушку. На столе стоял телефонный аппарат без кнопок и переключателей линий, из тех, что можно увидеть по телевизору по ночному каналу, передающему фильмы сороковых годов.

Она набрала номер Стерна и он сразу ответил.

— Где вы были, Господи помилуй? — спросил он.

Она объяснила, что выехала из квартиры Саймона.