Роковое пророчество Распутина

Анна понимала, что вся холодность Елены напускная. Просто ей стыдно, что Анна видела ее пьяной, несчастной и брошенной. Одна надежда — на Лондон. На перемену обстановки.

Позвонил Вася и сообщил трагическую новость.

— Отца Николая убили. Варвара Епифанова мне сказала.

— Что будем делать, Вась? — тихо спросила Анна.

— Я думаю так: коробку с этими материалами нужно забрать домой.

— Давай ко мне. То есть к Елене в квартиру. Этот дом лучше охраняется, — предложила Анна.

— Да. Это выход, — согласился Курочкин. — Тогда я сейчас еду к нам на работу, а потом к тебе. Идет?

— Идет.

Вася приехал через два часа. Он долго топтался в коридоре, не решаясь шагнуть дальше — в великолепие квартиры. Дэн стол рядом и втягивал воздух носом. Похоже, пыль веков, заключенная в коробке, ему не нравилась или казалась подозрительной…

— Вась, проходи! Не стой на пороге!

— Значит, так живут наши знаменитые телеведущие! — прищурился Вася.

— Да ладно, не комплексуй!

— Я не комплексую. Я понимаю, что ученый труд, который идет на благо истины…

— Вась! У тебя сейчас руки отвалятся коробку держать в руках. Поставь ее.

— А собака? Не будет рвать документы?

— Дэн хорошо воспитан.

— Похвально! У нас хотя бы собаки воспитаны в отличие от людей. Общество понемногу развивается. Что я могу на это сказать?..

Курочкин с шумом поставил коробку на пол.

— Тебе чай, кофе или полноценный завтрак?

— А обед полноценный можно?

— Можно, — улыбнулась Анна.

— Отлично! Думаю, ты можешь дома работать. Сиди тихо-мирно. Материалы у тебя под рукой. В наш центр пока приходить не станем. Я возьму отгулы. Выпишу как руководитель. А ты сиди здесь… Мне кажется, это лучший вариант.

— Угу, — буркнула Анна, накладывая Васе пюре с ветчиной и маринованными огурчиками. — Иди мой руки.

— Ладно-ладно, поборница чистоты. Где туалет: налево или направо?

— Направо.

Анна хлопотала у плиты.

— Эй! — окинул ее Вася, вернувшись в кухню. — А где моя порция?

— На столе, — обернулась к нему Анна.

Дэн стоял у стены, переминаясь с лапы на лапу. Вид его был бесхитростен и безмятежен.

— Я думаю, по поводу еды спрашивать нужно у него, — кивнула Анна на собаку.

— Вот так дела! — почесал в затылке Вася. — И что теперь?

— Голодным не останешься, — успокоила Анна. — Сейчас дам тебе новую порцию. Не переживай!

Усевшись за стол, Курочкин принялся рассуждать…

— Один из самых таинственных вопросов — принадлежность Распутина к хлыстам. Было или не было? Ярлык прилип прочно, но что там происходило на самом деле…

— А как ты считаешь?

— Похоже, что это был еще один повод бросить на него тень. Какие конкретно обвинения в этом? То, что собирались у него в подпольной церкви? Дома? Возможно, он был хлыстом, но в ранней молодости. Почему тогда так пытались прилепить к нему это «клеймо» и в последующее время? Кому это было выгодно? Думаю, многим. И прежде всего — врагам. Как светским, так и церковным.

— Вась! Ты сначала поешь…

— Одно другому не мешает! — И уплетая обед, он продолжал говорить: — У Распутина были серьезные церковные враги, потому что он, на мой взгляд, пытался выступить с позиций реформирования церкви, приблизить ее к народным чаяниям. Поэтому не случайно церковь увидела в нем чужака, а потом и вовсе — врага. И гонителями Распутина были церковные иерархи, начиная от иеромонаха Илиодора и заканчивая архиепископом Антонием. Именно от Илиодора тянутся нити к Хионии Гусевой, которая и напала на Распутина с ножом, нанеся ему ранение, от того ранения он с трудом оправился. Если смотреть по сути, то Распутин отличается от хлыстов. Хлысты не ходят в храмы, не состоят в браках… Распутин посещал церковные службы, имел семью. Важно было прилепить к нему клеймо хлыста, чтобы иметь повод для постоянного обвинения в ереси перед царской семьей и обществом.

Анна слушала его с интересом, зная, что Вася не любит, когда его перебивают.

— Неоднократно возбуждалось дело о принадлежности Распутина к хлыстам. Так было и в девятьсот седьмом году, и в девятьсот двенадцатом. И кто стоял за этим? Уже нам известные сестры-черногорки. Когда они поняли, что джинн вышел из бутылки, то решили запереть его обратно. И прикладывали для этого все силы. Отсюда и обвинение Распутина в сектантстве. Кстати, интереснейший момент, ты не поверишь, — воскликнул Вася, ударяя рукой по столу. — Ты не представляешь, кто рассматривал дело о принадлежности Распутина к хлыстовству! Не по-ве-ришь! — по слогам повторил Василий, когда он входил во «вкус» исследований, то всегда горячился и жестикулировал, как бы подкрепляя свою мысль телесными движениями. — Это был не кто иной, как сам Бонч-Бруевич, вернейший соратник Ильича и один из тех, кто потом стоял у истоков советской власти и советского государства. Помнишь, он еще писал книги для детей о Ленине?

— Вася, я не настолько стара, — заметила Анна.

— Ну да, ну да. — Анне показалось, что сейчас он прибавит «к сожалению», но Вася вовремя осекся.

— Это не принципиально. Люди старшего поколения помнят. Можешь как-нибудь спросить у папеньки, когда он протрезвеет.

— Я с ним сейчас не общаюсь.