Роковой мужчина

Она не знала, куда едет, не понимала, куда сворачивает, не видела дорожных знаков, только тупо смотрела на ленту шоссе перед собой. И вновь и вновь прокручивала в голове все, что произошло с ней за эти несколько месяцев. Как же она ничего не почувствовала? Как же ничего не угадала? Как оказалось, что дружба длиной почти во всю ее жизнь была основана только на лжи и притворстве?

О своей собственной беде она почти не думала. Не думала о том, что потеряла работу, а может потерять и дом, не думала и о том, что ее агент будет лихорадочно пытаться связаться с ней, когда увидит снимок в газете или услышит обо всем от Этьена Верлейна. Она могла сейчас думать только о Синди, о том, на что она решилась из ревности и зависти. Из-за черной горечи, сидящей в ней с самого детства.

Ей вспомнился Генри. Он знал? Он подозревал, что это могла быть Синди?

Вряд ли.

Как могла она быть такой слепой? Неужели действительно плыла по течению своей жизни, не задумываясь о судьбах других людей? Не принимая во внимание их чувства? Она считала себя везучей и наивно полагала, что ее друзья будут рады за нее, так же как была бы рада она сама, если бы ее друзьям вдруг улыбнулась удача. Она никогда не была ревнивой и завистливой; значило ли это, что она проявляла равнодушие к окружающим? Какие еще эмоции вызывала она у других людей, даже не задумываясь над этим?

Но ведь она, в самом деле, вовсе не стремилась сняться в рекламном ролике авиакомпании. Она вообще не хотела сниматься. Верлейн сам ее пригласил. А в школе? Что же такого она наделала в школьные годы, что вызвало такую ненависть Синди? Она легко добивалась отличных успехов в спорте и в учебе, была лучшей ученицей. Да, она была лучшей ученицей. Не это ли восстановило Синди против нее? Но ведь Гиту единогласно сочли лучшей ученицей, и тогда это ужасно ее смущало.

Кто-то просигналил ей, на мгновение, ее ослепили фары встречной машины, и она поняла, что уже смеркается. Быстро включив фары своего автомобиля, она оглянулась вокруг в полной растерянности. Местность была совершенно незнакомая, она понятия не имела, где находится, – впрочем, ей было все равно.

Она дважды остановилась на автозаправке, заметив предупреждающий огонек на своей панели – свидетельство того, что ее бензобак почти пуст. Без этого огонька она, возможно, застряла бы где-нибудь посреди дороги без бензина. Ей было больно. Страшно больно. И она никак не могла избавиться от этой боли. Лишь думала обо всем снова и снова. На ее пороге уже наверняка толкутся корреспонденты бульварной прессы, жаждущие эксклюзивного интервью, с камерами наготове. Нужно уехать, думала она. Начать все заново. На ближайшее будущее у нее достаточно денег, и чек от Верлейна скоро прибудет. Этьен Верлейн сказал, что расщедрился напоследок.

Вообще-то ей даже не обязательно ехать домой… Во всяком случае, какое-то время. Банк оплачивает ее счета… У Дженни есть ключ, она сможет присматривать за ее домом, поливать цветы, забирать почту…

Чем больше она думала об этом, тем более привлекательной казалась ей эта идея. Месяц, решила она. Она попутешествует около месяца, посетит те места, которые никогда не видела, а хотела бы увидеть, – Йорк, северную Англию на границе с Шотландией… В каком-нибудь ближайшем отеле надо остановиться и отдохнуть… По дороге всегда можно купить необходимую одежду, туалетные принадлежности…

Месяц спустя, первого июня, после долгих скитаний она окончательно вернулась в Кенсингтон, и ее маленький дом показался ей совсем незнакомым, словно она увидела его впервые. Можно его продать, подумала Гита отстраненно, продать и переехать куда-нибудь подальше. Возможно, ей придется это сделать, размышляла она с горькой улыбкой, так как не исключено, что она беременна. Возможно, это не так, возможно, задержка вызвана стрессом и непрестанными тревогами. Но тогда, в коттедже Синди, она раз или два забыла принять таблетку вовремя…

Это было бы последней каплей… родить ребенка от человека, который не любит детей, не хочет иметь ни жену, ни семью. Во всяком случае, с ней, Гитой, он не желает иметь ничего общего. Если она беременна, то ей просто придется переехать. Офис Генри находится, совсем рядом с ее домом, и ни к чему подвергать себя риску сталкиваться с ним. Тем более на поздних месяцах беременности, с большим животом, неуклюжей…

Со вздохом грусти она устало уронила голову на руль, подумав: может ли ее жизнь стать еще хуже? В течение последних нескольких недель она, как страус, прятала голову в песок, каждую ночь меняла отели, мчалась и мчалась вперед – и ничего из этого не помнила.

Выбравшись из машины, она вынула из багажника свой новый чемодан и вошла в дом. Но этот дом больше не казался ее настоящим домом.

Полчаса спустя кто-то позвонил у порога. Думая, что это наверняка Дженни с почтой, она открыла дверь – и увидела Генри.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

На нем был тот же элегантный плащ, и он стоял к ней спиной. Его шелковистые волосы вились над поднятым воротником, и она почувствовала, что сейчас заплачет.