Роковой оберег Марины Цветаевой

— Ну что вы на меня так смотрите? — рассердилась девушка, принимая с подноса чашку с кофе и делая глоток. Вера нахмурила брови и неожиданно заявила: — Я сама лично видела, как вы ударили Рейсса ножом в грудь, и, если вы за меня не попросите, обязательно расскажу все полиции!

— Что вы такое говорите, Вера Александровна, Игнатия застрелили… — пробормотал Эфрон, пристраивая поднос на стол.

— Вот видите! — обрадовалась Лучкова, залпом допивая кофе и закуривая папиросу. — Нигде об этом не писали, а вы откуда то знаете, что Рейсса застрелили. Ведь вы же его и застрелили, правда, Сережа?

Вера выпустила дым из уголка рта и заговорщицки подмигнула хозяину. Эфрон молчал, сраженный ее логикой.

— Вам не было страшно? — интимно осведомилась гостья. И, глядя в его растерянное лицо, доверчиво поделилась своими ощущениями: — Мне тоже никогда не бывает страшно. Вы знаете, у меня хорошая наследственность! Моя мать, французская графиня, в восемнадцать лет сбежала с российским добровольцем, только что отсидевшим в английском концлагере в Трансваале, а про отца вы и сами осведомлены не хуже меня. Папа был вдохновителем убийства Распутина, а в марте семнадцатого заставил царя отречься от престола. Весной восемнадцатого года отец решил вместе со мной бежать в Грузию по поддельным документам эстонского пастора, но при выезде из Ессентуков мы были остановлены кордоном чекистов. И тогда, чтобы отвлечь внимание досматривающих, я засунула в рот кусок мыла, симулируя приступ падучей. Если б вы видели, Эфрон, как я билась в конвульсиях, а изо рта у меня обильно шла пена! — лукаво улыбалась Лучкова. — Я выла, стонала и плевалась во все стороны, особенно стараясь попасть проверяющему красноармейцу на шинель. Само собой, чекисты тут же расхотели смотреть папин паспорт и утратили к нам всякий интерес. Это я рассказываю для того, чтобы вы, Сереженька, поняли, что у меня есть опыт, и я могу оказаться полезной для дела.

Эфрон прикрыл глаза и помотал головой из стороны в сторону, отгоняя наваждение. Лучкова настолько заморочила ему голову, что окончательно потерянный агент НКВД — а Сергей Яковлевич и в самом деле несколько последних лет по идейным соображениям сотрудничал с этой серьезной организацией — не нашел ничего лучшего, как пообещать:

— Вера Александровна, я попробую для вас что нибудь сделать.

— Вот и отлично, — поднялась с дивана Лучкова, одергивая юбку. — Одевайтесь и поехали.

— Куда? — простонал Эфрон.