Роковой Париж

— Позволь, я тебе расскажу про него без утайки, а ты сама сделаешь выводы о его нормальности. Франсуа молчал до девяти лет, не разговаривал ни с кем, страдал дислексией — ни писать, ни читать не умел. Кто догадался купить ему в два года скрипку, непонятно. Отец говорит, что он подошёл к телевизору, ткнул пальцем и рыдал, если скрипка исчезала. И начал играть сутками напролет, он с ней даже спал. Мама думала, что у нас появился будущий Моцарт, восхищалась им, вся её жизнь вращалась вокруг Франсуа, она считала его особенным. Нам с Эмили едва ли не дышать запрещалась в его сторону, мы его часто отводили на чердак или в подвал, ему было всё равно, где играть, слушать это целыми днями было невыносимо. Он постоянно молчал, но если коснуться его скрипки или волос, лица, то включалась «сирена Франсуа» — он визжал как резаный. Однажды мы с Эм спрятали его смычок, и он разбил себе голову в кровь об стену. И если до этого мама не водила его к психиатрам, боялась, что это бросит тень на репутацию нашей семьи: Франсуа из музыкального гения превратится в простого психа. Но тут пришлось его положить в больницу, и когда ему стали давать лекарства, он заговорил. Для мамы это был удар — одаренный ребенок оказался аутистом.

Люк вел машину и не смотрел на девушку. Только на светофоре перевел на неё внимательный взгляд: Юля уже давно не плакала, повернулась к нему и вслушивалась в речь. Тронувшись с места, мужчина продолжил:

— Это был первый её инфаркт, ей стало плохо рядом с Франсуа, а он продолжил играть, потом отец спросил его, почему он не позвал на помощь. Знаешь, что он сказал: «Мама же легла спать». Она переживала из-за Франсуа, а доставалось нам с Эмили. Постоянно. Его курировал доктор, приезжал к нам домой, мама не хотела, чтобы Франсуа считали психом, но мы уговаривали положить его в больницу, он был ненормальным. Франсуа не ходил в школу, зато пошёл в оркестр, сам, — Люк даже головой покачал, поджав губы. — Мама как-то до него достучалась, слезами, разговорами, объяснила, что он должен закончить школу, с ним работал специальный учитель, он с самого начала выдал ему план на год и материалы. А Франсуа уже через два дня сдал итоговые тесты. — Люк бросил взгляд в сторону Юли, но она слушала со спокойствием на лице. — Он изучил всю школьную программу меньше, чем за год! Его признали гением, но, получив аттестат, он просто попросил вернуть ему скрипку и снова ушёл в оркестр. Учителя настаивали, что его нужно отдать в науку, он может сделать прорыв, но когда мама опять стала к нему пробиваться, требуя, чтобы он получил высшее образование, он сказал «хорошо» и пошёл учиться в консерваторию, — Люк фыркнул. — Вроде бы всё, куда уж дальше, Франсуа научился играть на всех музыкальных инструментах, но совершенно не умел взаимодействовать с людьми, ни с кем: ты с ним разговариваешь, а он берет и играет. Как можно быть гением и дирижировать лягушкам в пятнадцать лет?!

Даже Юля улыбнулась, но история Люка была лишь взглядом со стороны — всё это она уже слышала из уст Франсуа.

— Тогда у мамы случился очередной сердечный приступ. Мы с Эмили учились в колледже, Франсуа доводил маму чуть ли не каждый день. Доктор тоже настаивал, что Франсуа нужно учить социализироваться, предлагал поместить в клинику. Мама вновь попала в больницу, в реанимацию, и тогда мы с отцом отвезли его в лечебницу. Его исследовали долго, пробовали экспериментальное лечение, когда стандартное не помогало. Ему становилось лучше, он был более адекватным, разговорчивым. Его признали дееспособным, социально адаптированным, но когда выписали из больницы, он в первый же вечер прыгнул с крыши: сотрясение, сломанная рука, и никаких признаков того, что он расположен к суицидальным мыслям. Когда он вернулся домой, на следующий день отец вытащил его из петли в подвале. Необъяснимо! — Люк бросил взгляд на девушку, Юля хмурилась. — В больнице адекватный, милый, добрый, а дома лишь попытки самоубийства, их было три.

Люк припарковал машину у вокзала:

— Пойдем за билетом, — заглушив двигатель, проговорил мужчина.

Юля хмурилась, погрузившись в свои мысли. До поезда в Париж оставалось два часа, и Люк сел в зале ожидания рядом с девушкой.

— Люк, ты не вернёшься домой?! Меня не нужно провожать.

— Я должен убедиться, что ты уехала, — спокойно проговорил он.

Юля обречённо вздохнула. Два часа в компании этого строгого великана её совсем не радовали, и без того было тоскливо на душе, а Люк рядом добавлял ещё и какого-то страха, но он так и не рассказал почему Франсуа оказался в Париже, и девушка спросила об этом.