Роковой подарок жениха

Уборщица наморщила лоб, вспоминая дела давно минувших дней.

– Надоело ему в клубе сидеть на бобах, – сказала она. – Захотелось больше заработать. У нас потихоньку начали церкви восстанавливать, вот Васька туда и подался. Потом в Москву его направили, учиться…

– Чему учиться? – не понял Матвей.

– Этому самому – как камни по-старинному ложить, как стены штукатурить правильно… Раньше ведь на века строили, не то что сейчас!

– Как в людях все это сочетается? Был комсомольцем, клубной работой занимался, и вдруг в религию ударился, в монастырь собирался уйти…

– Никакого дива тут нет, – вздохнула уборщица. – Жизнь одних гнет, других ломает, а третьим преподносит дары на блюдечке с золотой каемочкой. Будто скатерть-самобранка! Васька невезучим оказался, сломался он. Думаю, деньги грязные его сгубили, от них он и заболел. Спасения искал, грехи замаливал, а с деньгами теми расстаться не смог. И не воспользовался, и не отрешился…

Она замолчала, пригорюнившись. В музее стояла тишина, нарушаемая только чьими-то шагами в глубине залов.

– Значит, в жизни Василия произошел перелом? – спросила Астра. – Из веселого, компанейского парня он превратился в нелюдимого и мрачного человека?

– Да, так и случилось…

– А когда он переменился? В каком году?

– О-о, милая! – всплеснула руками пожилая дама. – Сколько воды утекло! Разве упомнишь?

– Вы постарайтесь, это очень важно, – умоляюще произнесла Астра. – Может, вам запомнилось какое-то событие, связанное с Василием, или необычное происшествие, о котором говорил весь Суздаль…

Уборщица разволновалась. Прошлое все еще отзывалось в ее сердце тоскливым недоумением и болью. Она стояла, глядя прямо перед собой, и теребила пуговицу синего рабочего халата.

– Событие? Вроде ничего такого… У меня, родимые, большая семья, семеро по лавкам! Я, чтобы их прокормить, всю жизнь как белка в колесе крутилась. Муж у меня на заработки уехал, да и был таков. Несерьезный мужик попался. Одна детей поднимала. Не до сплетен мне было, не до слухов!

– Выходит, ходили какие-то слухи про Василия?

– Ну, ходили… что он бабу себе нашел, сох по ней… но до женитьбы не дошло. Это теперь-то я понимаю: не мог Васька жениться, ни на мне, ни на ком другом. В нем уже болезнь сидела, не в теле, – в душе. А в черной душе любовь не уживается…

– Вы его любили?

– Любила, не любила… какая теперь разница? Вышла замуж, детишек нарожала, они – вся моя отрада. А Васька теперь нам неподсуден, он перед Богом ответ держит. Я порой пойду в храм, поставлю свечечку ему за упокой, и мне легче становится. Может, мои молитвы ему на том свете помогают…

– Что за женщину нашел Василий? Она здешняя?

– Чего не знаю, того не знаю. Врать не буду. Ой, заболталась я тут с вами! – спохватилась уборщица. – Лясы точу, а работа стоит!

Она схватилась за тряпку, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.

– По-моему, нам здесь больше делать нечего, – шепнул Астре Матвей.

Они вышли из музея. Над ближайшей колокольней плыли облака. Стволы берез, освещенные полуденным солнцем, казались золотыми.

– Надо было показать Василисе фотографию Ульяны, – вдруг сказала Астра.

Матвей скептически хмыкнул.

– Зачем?

– На всякий случай.

– Давай вернемся, покажем…

– Не сегодня.

У нее из головы не шли слова бывшей домработницы. Она думала, какая связь существует между Василием Тарханиным и Николаем Бояриновым?

Напоследок Василиса вспомнила, что в ее обязанности входило доставать корреспонденцию из почтового ящика Бояриновых. Как-то раз она обнаружила там странный конверт. На нем не было никакого адреса, только напечатанное имя получателя: Николаю. И внутри как будто семечки насыпаны…

– Что вы сделали с конвертом? – спросила Астра.

– Отдала Николаю Порфирьевичу вместе с остальной почтой. Он выписывал пару газет и журнал о туризме. Я подумала, что ему прислали какие-нибудь семена. Только почему-то без обратного адреса. Он любил выписывать семена редкостных растений, чтобы высаживать их у себя во дворе и на территории гостиницы. Вы видели его гостиницу?

– Бояринский терем?

– Да…

– Но в конверте оказались не семена?

Василиса помотала головой:

– Там были дохлые пчелы… Бояринов ужасно разъярился. Позвал меня, кричал, топал ногами. Я испугалась, что его удар хватит. Покраснел весь, пóтом покрылся… Где, спрашивает, ты взяла эту гадость? Я стою, чуть не плачу. Чего, думаю, он взбесился? А он высыпал из конверта пчел и показывает мне. Тычет прямо в лицо! Я не пойму, в чем дело, хлопаю глазами… А он бранится! Еле успокоился. Пчел я хотела в мусорное ведро выбросить, но Бояринов приказал сжечь.

– Когда это было? – спросила Астра.

– Примерно год назад, перед моим уходом…

– До того, как Бояринов ездил в Москву на похороны сестры или после?

Женщина закусила губу, припоминая:

– Кажется, до… Он как раз собирался в дорогу. Я еще решила, что у него нервы разыгрались. Расстроился человек, вот и кидается по любому поводу. Похороны – не свадьба! Тем более, вы говорите, его родная сестра умерла. Теперь ясно, почему он сам не свой был…

– А где находится почтовый ящик?

– Как у всех, на столбике у калитки…

– С наружной стороны забора?