– Ничего особо нового я для себя не нашел, – заметил Андрей, окончив чтение. – То, что смерть Свечникова выглядит странно, я еще в секционной понял. И сегодня изложил Гаврилову все свои подозрения, попросил его запросить материалы. Хотя если журналист ничего не перепутал, то запрашивать ему особо нечего, уголовное дело, видимо, не возбуждалось, ограничились проверкой обстоятельств смерти.
– А издатель-француз? Кто его убил? – не унималась Вершинина.
Отставив чашку, Соколов демонстративно закатил глаза к потолку.
– Марина, а Свечникова кто убил? Кто убил профессора Свечникова?! Вот скажи мне, будь добра! Эта постановка вопроса – вне нашей компетенции!
Она не понимает, вертелось в голове у Андрея, она еще слишком молоденькая и совершенно не понимает суть своей работы. Эксперт не может, не должен заниматься расследованием. У него нет на это полномочий. И сил и желания, если уж быть откровенным, тоже. Где-то называлась цифра: в питерском морге проходит порядка 12 тысяч вскрытий в год. И, вполне возможно, эта цифра точна, потому что из секционной действительно не выходишь. Везут не только криминал, везут травму, отравления, асфиксии, трупы из стационаров, тела бомжей, лиц, чья личность не установлена. А еще ведь бумаги, оформление. Пишешь экспертизы дома, после официального окончания рабочего дня. Пишешь, потому что времени не хватает, а следователям, ментам, врачам – всем не терпится. Так квартира превращается в кабинет, засиживаться на работе допоздна не хочется, прыгай потом в темноте по ямам, КАД же ремонтируется. До морга и в лучшие времена на своих двоих не очень удобно добираться, райончик тот еще. А с этим ремонтом и вовсе убиться можно, а машины нет, и, судя по зарплате, вряд ли она вообще когда-нибудь появится…