Роковой романтизм. Эпоха демонов

В описании фантастической галереи великого герцога Тосканского в одном из романов маркиза де Сада упоминаются раскрашенные восковые фигуры, необыкновенно правдоподобно представляющие мертвецов на разных стадиях разложения — от момента кончины до полного разрушения трупа. Некоторые из таких восковых макетов сохранились до наших дней. Изображения мертвецов сменяются изображениями людей, с которых содрана кожа («экорше»), особенно частыми в XVIII в. Они все меньше представляли собой memento mori, напоминание о неизбежности смерти, а все больше побуждали к тревожным и смятенным вопросам о природе жизни.

Чтобы удовлетворить спрос, вызванный подобной страстью к анатомии, нужно было много трупов. Литература того времени изобилует историями о гробокопателях, похищающих тела мертвецов на кладбищах. Далеко не все в этих волнующих историях было плодом воображения. Расследование, проведенное в конце XVIII в. Жоли де Флёри, говорит о распространенности этого вида преступления: трупы выкапывали и продавали начинающим хирургам. Отчет сообщает о жалобах прихожан, живших близ кладбища Сен-Жан в Париже, на участившиеся зимой 1785/1786 гг. преступления такого рода, «возмущающие человечность и оскорбляющие религию».

Почти светский успех анатомии в то время объясняется не только ростом научной любознательности. Более глубокой причиной было тяготение современников к вещам зыбким и трудноопределимым, к границе жизни и смерти, страданиям и сексуальности. И в этом смысле маркиза де Сада вполне можно было бы воспринимать как своеобразный продукт эпохи.

Но простушка Роза Келлер, испуганная стоявшим посреди комнаты мраморным столом, разложенными перед ее глазами хирургическими инструментами, дрожала, как осенний лист. Она не понимала увлечение хозяина дома театральными эффектами. Маркиз, видимо, хотел ее только напугать.

Он ограничился тем, что изрезал ее перочинным ножом.

«За несколько лет до революции, — рассказывает анонимный автор, — прохожие одной из отдаленных улиц Парижа услышали страшные крики, раздававшиеся в одном „маленьком домике“. Вопли отчаяния, стоны, всхлипывания привлекли внимание любопытных. Как раз в это время дня рабочие находившихся вблизи мастерских возвращались домой.

Им было достаточно известно, что эти так называемые „маленькие домики“ посещаются высокопоставленными сластолюбцами и что опасно помешать жаждущим наслаждений развратникам в их „невинном“ времяпрепровождении.

Но крики и вопли все усиливались, и жалость к, быть может, погибающему человеку взяла верх над всякими прочими соображениями».

«Злодей, — утверждал еще один свидетель, — после совершения своего гнусного преступления оставив эту женщину (Розу Келлер) умирающей, стал сам копать в саду ей могилу; но несчастная, собрав все свои силы, успела спастись, обнаженная, окровавленная, через окно. Добросердечные люди расспросили ее и вырвали жертву из власти разъяренного тигра».

Двадцать лет должно было еще пройти, прежде чем вспыхнула революция; но ненависть против дворян уже давно росла и сделала свое дело и в данном случае.

Все аркюэльские крестьяне, жившие под гнетом нужды, терпеть не могли этих знатных господчиков, надменных и богатых, бесполезная жизнь которых была одним сплошным праздником.

Несчастные хижины, переполненные кучами оборванных, подчас голодных детей, были, не без основания, проникнуты ненавистью к «маленьким домикам», в которых тратилось столько денег рядом с вопиющей нищетой народа.

Представился случай для аркюэльских крестьян выразить свою злобу и ненависть, не рискуя ничем.

Все селение мгновенно заволновалось.

Произошел почти мятеж.

Особенно казались возбужденными женщины.

Дело Розы Келлер влиятельной семье с большим трудом удалось замять, дав 100 луидоров самой пострадавшей. В ответ Роза отозвала свой иск. С этими деньгами жертва смогла спокойно выйти второй раз замуж и решить все свои финансовые и житейские проблемы. Но этот скандал не охладил безумного маркиза.

Так, всю Францию всколыхнуло следующее «Марсельское дело», согласно материалам которого Донасьен де Сад со своим лакеем предавались разврату с четырьмя девушками, предварительно угостив девиц порошком из шпанской мушки. Во Франции тех времен препараты, изготовленные на основе этого насекомого, были запрещены, поскольку медики установили не только сильный возбуждающий эффект вещества, но и серьезные токсические повреждения желудочно-кишечного тракта и центральной нервной системы. Однако в публичных домах как Парижа, так и Марселя, где маркиз де Сад предавался чересчур часто своим эротическим фантазиям, конфеты со шпанскими мушками играли доминирующую роль.

В Марселе «маркиз дал бал, на который пригласил много гостей, а на десерт были поданы шоколадные конфеты, такие вкусные, что все приглашенные ели их с удовольствием.

Их было большое количество и хватило всем, но оказалось, что это — засахаренные и облитые шоколадом шпанские мушки.

Известно свойство этого снадобья.