Мы уже говорили, что романтизм был современником появления на свет «массового общества». Но романтизм помимо такого хронологического совпадения еще и определил во многом поэтику так называемой массовой культуры. И Гюго в данном случае не был исключением. Его романы «Собор Парижской Богоматери» и «Отверженные» давно существуют не только в бесконечных киноверсиях, но в виде рок-опер, наряду с таким хитом в этом жанре, как «Иисус Христос — суперзвезда». Попутно заметим, что и романы А. Дюма не избежали этой участи, и массовая культура прекрасно пользуется достижениями этих «неистовых романтиков». В чем здесь причина? Скорее всего в том, что Гюго, по мнению Н. Берковского, был великим певцом масс. Масса его привлекала, очаровывала, завораживала. Если учесть эту настроенность классика на всепобеждающую страсть, способную вывести человека за границы его «обычного» и даже обыденного, то получатся все необходимые ингредиенты для философии Ницше и его «Воли к власти» над этой самой массой. Но Ницше очень почитаем всей современной массовой культурой за его открытие дионисийского, экстатического начала. Для этого достаточно лишь вспомнить о шаманизме в рок-музыке. Вот вам и причина, почему романы старого классика обрели неожиданно новую жизнь на современной сцене. У Ницше мы находим «Рождение трагедии из духа музыки». А романы Виктора Гюго и музыкальны, и драматичны одновременно. Конечно, никто не собирается ставить знак равенства между Гюго и Ницше. Гюго, например, разделял взгляды социалистов-утопистов, очень популярных в то время, и даже придерживался идеологии христианского социализма, столь близкого Достоевскому на определенном этапе его творчества. Ницше же никогда не увлекался подобными утопиями. Он был поэтом хаоса. Слишком это разные фигуры, Гюго и Ницше, но объединяет их, бесспорно, одно — романтическая одержимость, неистовость, если хотите. И тот и другой не знают меры, и у того и у другого перспектива развития у человека одна — надчеловеческое; их объединяет демоническое понимание человеческой души, понимание, идущее еще от Античности.
Вообще, для Виктора Гюго все персонажи существуют в социальной определенности. Но у него и тени нет социальной предопределенности. В то время как многие реалисты XIX века как раз этим грешили: у них социальная определенность превращалась в социальную предопределенность. Социальная определенность у Виктора Гюго никак не исключает в человеке внутренней свободы. А эта свобода — это и есть романтическое начало. Роман «Отверженные» весь на этой страсти держится, на таком социальном расцвете личности. Каторжник Жан Вальжан превращается в необыкновенную фигуру, в героическую личность, в человека необычайных моральных масштабов. Или проститутка Фантина, мать Козетты. Это одна из главных тем Виктора Гюго: в человеке нет никакой социальной предназначенности, нет никакого социального фатализма. Если, мол, родился лакеем, так тебе лакеем и следовало быть. Проститутка никогда не может быть допущена в хорошее общество и прочее, и прочее.
Откуда у Виктора Гюго эта социальность романтизма? Почему это связано с Францией? Не забудьте, что Франция 30–40-х годов прошлого века — это страна с наиболее обостренной социальной жизнью, страна высокой социальной и политической жизни, страна, изобилующая социальными идеями. Надо помнить, что вообще французские романтики — современники великих утопических социалистов. Сен-Симон в то время уже умер, но осталось очень много сенсимонистов, которые самостоятельно и чаще гораздо удачнее, чем это делал их учитель, развивали его идеи. Современники Виктора Гюго — Фурье и фурьеристы. Во Франции 1820–1830-х годов существовал социализм во множестве оттенков, школ и течений. И существовал так называемый христианский социализм, который для Виктора Гюго имел большое значение. Христианский социализм, во главе которого стоял Ламенне. Это была попытка соединить социалистические идеи с христианством. Она очень увлекла Виктора Гюго. «Отверженные» пронизаны идеями христианского социализма. Один из привлекательных, пленительных героев романа — законченный христианский социалист епископ Мириэль, учитель Жана Вальжана, тот самый епископ Мириэль, которой выкупил душу каторжника у самого дьявола за пару серебряных подсвечников.