Роковой рубин

Одеяло. Золотисто-коричневое одеяло, простеганное удивительно знакомыми зигзагами — Джейк узнал орнамент чероки. Он провел огрубевшими кончиками пальцев по крошечным ровным стежкам — неужели человеческим рукам под силу такая тонкая работа! Восхищенно вздохнув, он положил руки на мягкую материю, впитывая ее тепло. Саманта сшила ему одеяло — чтобы он спал под ним, чтобы предавался мечтам. Как могла она знать, что для него каждую ночь заворачиваться в это одеяло — это словно бы спать с ней.

Черт, ведь ей всего четырнадцать лет! До сих пор он не позволял себе так думать о ней — или, по крайней мере, изо всех сил старался. Он положил одеяло рядом с собой на теплый деревянный пол террасы и не удержался от искушения еще раз погладить его рукой. Но этот непроизвольный жест заставил его вздрогнуть — прикоснувшись к ее подарку, он словно прикоснулся к ее отчаянию. И застыл, обеими руками вцепившись в одеяло и слепо глядя в пространство.

* * *

— Все пропало. Все наши сбережения. И виновата в этом я. — Мама упала на диван в гостиной, невидящими глазами глядя на окно, закрытое занавесками, которые Сэмми сделала сама — из экономии. Она также шила и одежду для всех троих, и работала в магазине каждый день после школы и по субботам и воскресеньям. Сэмми молча стояла посередине небольшой комнаты, скользя глазами по мебели, купленной на блошином рынке и любовно приведенной в порядок. Она чувствовала себя так, словно ее предали. Столько лет тяжелой борьбы за то, чтобы не зависеть от чековой книжки тети Александры. Она, правда, сделала первый взнос за этот маленький домик, в котором они теперь жили, но Сэмми очень гордилась тем, что последующие выплаты они делали сами.

В банке у них лежало десять тысяч долларов. Сэмми начала уже успокаиваться и привыкать к независимости, реально веря, что через несколько лет они полностью выйдут из-под постоянного контроля со стороны тети Александры. И будет достаточно денег на колледж для Шарлотты и на оплату всех маминых счетов, и к восемнадцати годам она будет вольна делать то, что хочет. И в первую очередь она думала о Джейке.

Шарлотта, маленькая, бесконечно печальная, не находя себе места, взобралась к маме на диван.

— Мистер Друри сбежал? — спросила она. — А почему? Ведь он хотел открыть на наши деньги магазин здоровой пищи, как у нас.

— Потому что он обманщик, — объяснила ей Сэмми. — Он уговорил маму дать ему денег в долг и скрылся. И, конечно, никогда не вернется.

— Я была так в нем уверена, — простонала мама, закрыв лицо тонкими, бледными руками. — Я изучила его астрологические карты, и линии ладони у него были хорошими…

— Ты посмотрела на звезды и решила, что все в порядке, — Сэмми была в отчаянии, но затравленное выражение маминого лица заставило ее прикусить язык. Мама — вечный оптимист, она патологически не видит разницы между жизненно важными вещами и чепухой.

— Я сделала то, что подсказали мне чувства, — слабо оправдывалась мама. — Иногда ведь надо доверять своим чувствам, Сэмми.

— Нет, не надо! Верить можно только холодным, неприятным фактам. А дело в том, что Малькольм Друри был слегка похож на папу, разговаривал как мечтатель — и ты не пожелала слушать меня, когда я говорила, что он не может заменить папу.

— Сэмми, не надо, — заплакала мама. — Прости меня. Не надо меня ненавидеть.

Сэмми тоже не смогла сдержать слез.

— Я не тебя ненавижу. Я не могу смириться с тем, что ты опять просила денег у тети Александры.

— Сэмми, но твоя тетя ничего не имеет против. Она любит нас. Она всегда рада нам помочь. Это же только в долг. Я расплачусь с ней.

— Мы будем с ней расплачиваться вечно.

* * *

На следующий день Сэмми работала в магазине одна, силы ее совсем иссякли. Дело шло вяло — за целый час в магазин не зашел ни один покупатель. Она ушла в заднюю комнатку, сбросив сандалии, с ногами забралась на пружинный диванчик и стала смотреть в окно, пристроив руки на спинку диванчика, а подбородок — на руки. Было жарко; виниловая обшивка липла к голым ногам — там, где кончались шорты, на руки и на лицо из окна лился солнечный свет. Она тщетно пыталась натянуть пониже короткие рукава легкой клетчатой рубашки — у мамы были, кроме всего прочего, весьма своеобразные воззрения на загар; она говорила, что загорать — это все равно, что сунуть голову в микроволновую печь.

Мама поливала Сэмми и Шарлотту жидкостями для защиты от солнца и затеняла зонтиками столько лет, что Сэмми уже и не помнила, когда в последний раз видела свою кожу хотя бы чуть золотистой. Ее руки — если она вдруг их замечала — казались фарфоровыми, а овальные, удивительно красивой формы ногти росли так быстро, что приходилось через день подравнивать их щипчиками. Наверное, из-за маминого непомерного увлечения витаминами и минеральными добавками, коими она настойчиво пичкала своих дочерей.