Роковой рубин

— Ты больше никому не доверяешь. Ты боишься.

Даже меня, — сказал он, словно заглянул ей прямо в душу — в ее усталую, напуганную душу.

Она так хотела побыть с ним. У нее накопились к нему тысячи вопросов. Его рука сжала ее пальцы сильно, но не больно, с убеждающей ласковостью, которой она испугалась, ибо ей невозможно было сопротивляться. Ничто и никто, кроме него, не вызывал у нее таких чувств. И потрясение от того, что она снова видит его, действительно сменилось страхом. Она подумала о последствиях.

— Много лет назад я решила, что должна заботиться о маме и Шарлотте. Тетя Александра много значит для них. Возможно, она единственная, кому я могу доверять.

— Ты боишься ее и не хочешь в этом сознаться, — сказал он.

Такая бомба сразу заставила ее насторожиться. Она не могла этого отрицать, но ему-то откуда знать?

— А ты нет? — холодно спросила она.

— Я боюсь того, что она может сделать с тобой.

Она тихо, с облегчением вздохнула, ей было приятно это слышать, но перестать нервничать совсем она не могла.

— Зачем же ты пришел сюда, если знаешь, что это может вызвать неприятности?

Он не смотрел на нее — глаза полузакрыты, челюсти плотно сжаты.

— Я скоро уйду. Если хочешь.

— Я… Джейк… Я не хочу… Но только… — Голос ее горестно оборвался, плечи поникли — У тебя, наверное, много девушек, — наконец произнесла она. — И машина. И… свобода. — Она быстро взглянула на него. — Ты можешь даже голосовать.

— Насчет девушек ты ошибаешься, Сэмми.

— Ха! С твоей внешностью? Ты же не сумасшедший, чтобы не… — Она прикусила язык, желая взять последние слова назад.

— Считай, что сумасшедший.

— Я хочу, чтобы мне скорее исполнилось восемнадцать, — заговорила она горячо и торопливо. — Я чувствую себя такой взрослой.

— Не к спеху, — слегка улыбнулся он.

— К спеху, к спеху!

А про себя подумала: «Если бы мне было восемнадцать лет, я бы пошла за тобой куда угодно. Я бы узнала о тебе все-все. И с тобой я проделала бы все эти вещи, о которых стала задумываться после того, как прочла первый из любовных романов, которые мама прячет под кроватью…»

Джейк что-то пробормотал. Что-то похожее на «Стоп, мальчик», но так тихо, таким хриплым шепотом, что она и не расслышала как следует.

— Что? — переспросила она.

— Ничего. Если бы тебе уже исполнилось восемнадцать.

— Если бы мне уже исполнилось восемнадцать, я бы… — И она замолчала. Мечты, мечты. Всегда-то они разбиваются о суровую действительность. — Мне бы все равно пришлось заботиться о маме и Шарлотте, Потому что их жизнью по-прежнему будет управлять тетя Александра. — Она подалась к нему. — А твои родители не могут с ней помириться? Ведь твой дядя давно уже умер, а рубин — это всего только камень.

Даже внезапный заморозок не смог бы так изменить атмосферу. Лицо Джейка застыло, и холодный, острый блеск в его глазах заставил ее вздрогнуть.

— Она воровка, — сквозь зубы произнес он, негромко, но сильно. Сэмми не сразу поняла, что звучит в его голосе — предостережение, презрение? Или какое-то зловещее признание чужой силы? — И она опасна.

— Воровка? Опасна?! Я знаю о ней множество неприятных вещей — она ограниченна, она сноб, и… даже мама признает, что она нравственно испорчена, но ты говоришь о ней так, словно она просто чудовище. Но это же не так. У нее есть совесть. Может быть, очень и очень мало, но все-таки есть. И она любит свою семью — конечно, по-своему, на свой змеиный манер.

Он наклонился к ней и тихо сказал:

— Ты не знаешь о ней того, что знаю я.

— Так скажи мне, и буду знать.

Он открыл было рот, но не произнес ни звука. На лице отражалась внутренняя борьба, тяжелая и безнадежная. Выражение глаз сделалось таким гневным и трагическим, что Саманта едва не вскрикнула от боли. Наконец, тяжело вздохнув, он заговорил:

— Из-за нее мой дядя стал жалким. Она рассорила его с семьей и друзьями. Она использовала его немалое состояние и честное имя для того, чтобы превратить наш город в такое место, где имеют значение одни лишь деньги. И началось все это с того, что она получила рубин, который должен принадлежать моей матери. Так что это не просто камень.

— Конечно, это очень ценный камень, — согласилась Сэмми. — Настолько ценный, что люди не в силах отказаться от него. Но у нее больше нет этого камня — ты же знаешь, она похоронила его вместе с дядей Уильямом. Она пожертвовала им. А ты не можешь? Ты не можешь забыть все это?

— Нет. Потому что я не думаю, что она и вправду пожертвовала им. Я думаю, она врет.

Сэмми во все глаза смотрела на него. Сердце ее упало.

— Но зачем? Она ведь не может продать такой камень, чтобы никто об этом не узнал; она не может даже носить его после всего, что произошло.

— То, что ты хочешь узнать, лежит вне здравого смысла.

— Все можно объяснить, было бы желание. — Она не хотела с ним ссориться; тетя Алекс и так слишком часто вставала у них поперек дороги. — Я не хочу, чтобы ты оказался прав насчет нее, — потерянно сказала она. — Когда ты смотришь на меня, ты всегда думаешь о ней. Да?

—Нет.