Роковой самообман: Сталин и нападение Германии на Советский Союз

Он еще больше встревожился после обеда en deux^{1270} с лордом Бивербруком, влиятельным сторонником Черчилля в Военном кабинете. На вопрос о миссии Гесса «Бивербрук без колебания ответил: — О, конечно, Гесс — эмиссар Гитлера». Затем он пересказал предложения Гесса о «мире на "почетных" для Англии условиях», но исказил контекст, преувеличив их антисоветскую направленность и заявив, что эти предложения были представлены как средство защиты цивилизации от большевистского варварства. Бивербрук повел себя уклончиво, когда разговор коснулся перспективы сепаратного мира. Правда, нынешнюю попытку он категорически отверг: «Гесс, должно быть, думал, что как только он изложит свой план, так все эти герцоги побегут к королю, свалят Черчилля и создадут "разумное правительство"… Идиот!» Тем не менее, как он полагал, Черчилль думал, будто Гитлер действительно хочет мира. Разыгрывая германскую карту, как до него Криппс, Бивербрук мрачно закончил: будущее покажет, осуществим ли мир. Он может только выразить свое мнение, что британское правительство «пошло бы на мир с Германией на "приличных условиях"», хотя и уверен, что «таких условий сейчас нельзя получить». Майский вынес из этой беседы одно — решительное ведение войны зависит не от несгибаемой воли Черчилля, а от характера германских предложений^{1271}.

Хотя мысль о расколе в германском руководстве совпадала с мнением Сталина, путаная и противоречивая информация заставляла его сильно тревожиться из-за дела Гесса. К середине июня донесения разведки о наращивании сил Германией просочились в прессу, которая принялась лихорадочно строить диаметрально противоположные предположения. В то же время советской разведке подбросили дезинформацию о фиктивных переговорах Гесса с Саймоном. В результате различных замечаний Идена в начале месяца Кремль преисполнился опасений, как бы англичане не соблазнились мыслью подписать сепаратный мир, если будут думать, что начались переговоры между СССР и Германией. 5 июня Майский сообщил Криппсу, что никаких переговоров между Германией и Советским Союзом не ведется, но не смог убедить его. Как заявил Иден, у него есть информация, указывающая на «серьезные переговоры по вопросам огромной важности» между СССР и Германией^{1272}.

В тот же день, когда Гесс беседовал с лордом Саймоном, Майский столкнулся с Ллойд Джорджем в коридорах палаты общин. Ллойд Джордж был повергнут в уныние ходом войны. «Пришло время, — признался он Майскому, — подумать о компромиссном | мире. На каких условиях? По предположениям Ллойд Джорджа, заключить мир станет возможно, если Гитлер согласится, чтобы Данциг, Силезия, Австрия и Эльзас-Лотарингия вошли в состав территории [Германии], плюс протекторат над некоторыми частями Европы и Польши и, вдобавок, некое "урегулирование" в Бельгии и Голландии. Предложения, сделанные Гессом, абсолютно неприемлемы — категорически ответил старик — если Гитлер будет настаивать на них, продолжение войны неизбежно»^{1273}.

Несколько часов спустя в Уайтхолле Майский узнал от Идена, что ни о каких переговорах речь не идет. Иден торжественно заявил: «Гессу придется провести некоторое время в английской тюрьме — до конца войны». Но через пару дней Майский, к своему ужасу, услышит от Беатрис Уэбб, что лорду Саймону, апостолу «примиренчества», было поручено допросить Гесса^{1274}.

Наиболее точно истинный взгляд Майского на дело Гесса после германского вторжения выражает его уверенность, будто Гитлер хотел заручиться поддержкой Англии в войне, изображая себя спасителем западной цивилизации в крестовом походе против коммунизма. Поэтому, казалось, полет Гесса имел целью подготовить почву для англо-германского альянса накануне войны или на начальном ее этапе. Окончательный вывод Москвы гласил: Гесс прилетел по приказу Гитлера с мирными предложениями, связанными с операцией «Барбаросса», но ошибся в ответе англичан^{1275}. Эту ошибку фактически разделяли с ним и русские вплоть до начала войны, когда ее исправила знаменитая речь Черчилля 22 июня с обещанием английской помощи, к большому их облегчению. Как ни трагично, она ослабила бдительность Сталина накануне войны и отвлекла его внимание от реальной опасности, подстерегавшей его.

Глава 13 В преддверии войны

«Мобилизация — это война!»

Вышедший недавно без купюр вариант мемуаров Жукова и отрывки воспоминаний Тимошенко рисуют яркую картину Кремля накануне войны. Если читать их вместе с приказами Генерального штаба, изданными за две недели до нападения, не остается сомнений, что эти двое прекрасно видели подстерегавшую поблизости опасность. Они тщетно добивались возможности полностью осуществить мобилизацию и планы развертывания войск и тем самым помешать наступательному развертыванию сил немцев. Однако после объявления мобилизации в середине мая Сталин постоянно сдерживал своего начальника Генерального штаба, опасаясь, как бы ситуация мгновенно не вышла из-под контроля.