Роковой самообман: Сталин и нападение Германии на Советский Союз

Всевозможные донесения были обобщены и представлены Сталину в более сжатой форме 12 июня. Кратко описывались интенсивные усилия немцев по осуществлению плотного развертывания войск в районах, граничащих с СССР, устройству специальных складов горючего и боеприпасов вблизи границы. Затем сообщалось о посещении приграничной местности 23 офицерами высшего ранга, пристально наблюдавшими и фотографировавшими советскую сторону^{1282}. НКГБ подготовил захватывающий меморандум о вопиющих случаях нарушения советского воздушного пространства начиная с октября 1940 г. Из 185 разведывательных полетов 91 произошел в период с мая до середины июня. Такие же жалобы Жуков получал от Северного флота. Самолеты, проникающие на глубину до 100 километров, пролетали над местами большого сосредоточения войск Красной Армии. На земле почти 10 % из 2080 человек, нелегально пересекших границу, оказались агентами германской разведки^{1283}. Перехваченные телеграммы довершали картину. Японский консул в Кенигсберге сообщал важные результаты наблюдений за одним из главных железнодорожных узлов, через который проходила транспортировка основных сил немцев из Берлина на восточный фронт. Так, за один день, 9 июня, он отметил прохождение 17 специальных военных составов (12 перевозили механизированные соединения, три — танки, один — полевую артиллерию и один — медицинское оборудование)^{1284}.

К непрерывной и массовой перевозке войск в Польшу добавлялась информация о мобилизации на Балканах; гражданское население там предупредили о возможности длительных воздушных тревог^{1285}. И, вероятно, самое главное — Голиков вдруг признал необходимым уделить «ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ… продолжающемуся усилению немецких войск на территории Польши». Итак, всего лишь за две недели до нападения советская разведка наконец стала рассматривать возможность нанесения удара на центральном участке, по линии Минск — Москва, а не на Украине^{1286}. Кобулов в Берлине был того же мнения. Он определил местонахождение главных штаб-квартир групп армий в Кенигсберге, Алленштайне, Варшаве, Люблине и в районе Замостья — Красностава — Янова к югу от Кракова. Кроме того, отборные немецкие части отправлялись в Ченстохов, Катовицы, Краков, Лодзь, Познань, Бреслау, Данциг, Штеттин и Бромберг, на центрально-западный участок. Ахиллесовой пятой его донесения было отсутствие сведений о реальных планах; только «Старшина» мог бы заполучить их, но с риском провалить всю берлинскую сеть^{1287}.

Жуков и Тимошенко не оставляли без внимания непрерывный поток информации, так же как и полевые командиры. Жуков был вынужден отменить изданный Кирпоносом приказ командующим силами прикрытия развернуть войска в буферной зоне между укрепрайонами и границей, о котором НКГБ донес Сталину. Такой приказ, вторил Сталину Жуков, может «спровоцировать немцев на вооруженное столкновение»^{1288}. Кирпонос, однако, не успокоился и просил разрешения на проведение особых мероприятий «в целях усиления боеготовности» Киевского военного округа. К 1 июля он намеревался послать ряд стрелковых дивизий на передовые позиции и полностью привести в рабочее состояние построенные на границе аэродромы. По его мнению, приложив огромные усилия, он мог бы обеспечить эффективную оборону на своем фронте к октябрю/ноябрю месяцу. Однако в настоящий момент у него не было даже полумиллиона рублей, в которых он отчаянно нуждался, чтобы создать инфраструктуру для усиления войск^{1289}.

Удерживая местное командование от одностороннмх действий, Жуков в то же время поощрял их вести приготовления постольку, поскольку это не вызовет гнева Сталина. Чтобы сократить время приведения сил прикрытия в боевую готовность после объявления военной тревоги, местное командование получило приказ подготовить для войны боеприпасы и снаряжение. Патроны в пулеметных лентах, хранившихся в ящиках на складах, отсырели и требовали просушки. В чрезвычайной ситуации их следовало просушивать и менять каждые два месяца. Половину снарядов и ручных гранат на резервных складах следовало расконсервировать и распределить по артиллерийским соединениям сил прикрытия, которые должны были находиться в состоянии полной боеготовности. Необходимо было также подготовить и раздать сухие пайки, наладить работу полевых кухонь и других служб тыла. Половине танковых соединений приказали заправиться горючим и быть готовыми к боевым действиям. Время приведения в боевую готовность по тревоге было сокращено до двух часов для стрелковых дивизий и трех — для мотопехотных и артиллерийских^{1290}.