Сталину, имевшему дело с нацистской Германией в 1940–1941 гг., любопытно было узнать планы Гитлера не меньше, чем нынешним историкам. Но для историков этот вопрос представляет лишь теоретический интерес, а для Сталина он имел решающее значение, особенно после падения Франции. Если идеология для Гитлера — idee fixe{302}
, тогда война неизбежна. Если же его кажущаяся практичность непритворна, а Сталин, естественно, склонен был проецировать на Гитлера собственные взгляды, тогда войны еще можно избежать или оттянуть ее начало, если правильно разыграть дипломатические карты. Достижение прочного урегулирования отношений с Германией или получение достаточной мирной передышки зависели от безупречной работы разведки. Стоит, следовательно, уделить некоторое внимание состоянию спецслужб на тот момент. Большинству сетей военной разведки нанесли серьезный ущерб чистки, в результате которых не только руководители, но и полевые агенты были казнены либо изгнаны со службы. Все начальники военного Разведывательного управления и подчиненных ему организаций оказались смещены, и на смену им пришли менее опытные и способные офицеры{303}. Однако организация в целом продолжала функционировать и даже добилась некоторых эффектных успехов, как, например, вербовка «Кембриджской пятерки» в Англии, позволившая проникнуть и в вооруженные силы, и в Форин Оффис. Тем не менее, чистки произвели разрушительный психологический эффект, задушив всякую инициативу и свободу мысли, жизненно необходимые для успешной работы разведки.Берлинское направление в ГРУ курировал опытный генерал Тупиков, в НКВД — Амаяк Кобулов («Захар»); являясь новичком в этом деле, Кобулов, тем не менее, завоевал полное доверие Берии. Они культивировали связи с антифашистскими группами, но вербовали в их ряды и профессионалов. Среди последних можно назвать Вилли Лемана, под псевдонимом «Брайтенбах», снабжавшего разведку информацией прямо из гестапо. Когда Деканозова, бывшего старшего офицера НКВД, назначили послом в Берлин в декабре 1940 г., ему поручили координировать работу резидентуры ГРУ и НКВД. Со временем боязнь провокации побудила Сталина в значительной степени свернуть разведывательную деятельность в Берлине{304}
. Невозможность создать новую сеть придавала еще больше значимости таким агентам, как Харро Шульце-Бойзен («Старшина») и Арвид Харнак («Корсиканец»), завербованным Кобуловым{305}. Оба они являлись активными коммунистами и входили в группу «Красная капелла» с 1935 г. К 1941 г. «Старшина» внедрился в штаб-квартиру военно-воздушных сил и имел прямой доступ к весьма ценной информации. «Корсиканец», блестящий экономист, занимал высокий пост в германском Министерстве экономики с допуском к совершенно секретным документам, касавшимся inter alia и отношений с Советским Союзом. Оба были раскрыты и арестованы гестапо в ноябре 1942 г., преданы военному суду и казнены.По крайней мере один член этой группы, «Лицеист» (псевдоним О.Берлингса), являлся двойным агентом и принес значительный вред. Кобулов считал его информацию «в высшей степени достоверной», и она часто шла прямо к Сталину и Молотову. После окончания войны Кобулов обнаружил, что гестапо снабжало его изощренной дезинформацией, смесью истинных и ложных фактов, предназначенной для укрепления ошибочных концепций Сталина. Говорили, будто Риббентроп заявлял: «Мы можем накачать этого агента любой информацией, какой нам будет угодно»{306}
.Значение разведки возросло, когда осенью 1940 г. модифицировались военные планы в соответствии с убеждением Сталина, что Германия устремится в Юго-Восточную Европу, угрожая либо Советскому Союзу, либо британским интересам на Ближнем Востоке. И все же не следует забывать о сталинском недоверии и презрении к разведке и армии в целом в период 1939–1941 гг. Отношение Сталина описано позднее Молотовым:
«Я считаю, что на разведчиков положиться нельзя. Надо их слушать, но надо их и проверять. Разведчики могут толкнуть на такую опасную позицию, что потом не разберешься. Провокаторов там и тут не счесть. Поэтому без самой тщательной, постоянной проверки, перепроверки нельзя на разведчиков положиться. Люди такие наивные, обыватели, пускаются в воспоминания: вот разведчики-то говорили, через границу проходили перебежчики…»{307}