Роковой самообман: Сталин и нападение Германии на Советский Союз

Идея Берлинской встречи, так же как пакта Молотова — Риббентропа и неудачных попыток свести Гитлера и Сталина в мае 1941 г., исходила от Шуленбурга во время его краткого визита в Берлин в конце сентября. Шуленбург занимался разработкой четырехстороннего пакта с момента падения Франции. К этому его побуждало осознание того факта, что Советский Союз не уйдет в одностороннем порядке с Балкан. Однако выступить с инициативой его подвигло знакомство в общих чертах с планами «на случай столкновения с Советским Союзом». Узнал он о них от Ханса Херварта, бывшего работника посольства, ставшего впоследствии германским послом в Лондоне. Шуленбург, человек одинокий и бездетный, как бы «усыновил» Херварта и его жену, особенно после того, как Херварт пошел в армию перед французской кампанией. Когда Херварт проводил в Берлине отпуск после падения Франции, его кузен, полковник Генерального штаба, по секрету рассказал ему о гитлеровских планах нападения на Советский Союз. Под предлогом поездки к жене, все еще работавшей в московском посольстве, Херварт получил отпуск из армии, правда, не прежде, чем пообещал своему командиру привезти икры. Шуленбург и Кестринг, военный атташе со стажем, были «ошеломлены» новостью, но не знали, как отнестись к ней: принять за чистую монету или считать план условным, рассчитанным на то, чтобы заставить русских повысить производительность промышленности и увеличить поставки. Тем не менее, некоторые подтверждения были получены в ходе встречи Кестринга с Гальдером и от визитеров из министерства. Однако Шуленбург утверждал, будто Гитлера и его окружение еще можно склонить к расширению соглашения с Советским Союзом, пока претензии русских ограничиваются Турцией и Ираном^{374}.

Острая реакция Советов на Венское решение в течение сентября нарушила его планы. Не зная, куда подуют ветры войны из Берлина, Шуленбург продолжал посылать на Вильгельмштрассе весьма неопределенные сообщения о советской реакции, скрывая сомнения Молотова относительно того, что Гитлер действовал без «злого умысла». Молотов фактически вернулся к предложениям, сделанным Маккенсеном, о трехстороннем урегулировании на Балканах. На оправдания Шуленбурга, что без предварительных консультаций в Берлине не смогут как следует уяснить интересы Советского Союза, Молотов язвительно возражал: эти интересы раскрыты на первых страницах всей международной прессы. Невзирая на инструкции из Берлина, Шуленбург предпринял примирительные шаги, которые приведут к берлинской конференции два месяца спустя. Неспособный дольше скрывать свои сомнения по поводу германской позиции, он решил поскорее съездить в Берлин и сгладить противоречия^{375}.

Шуленбургу мало помог меморандум, врученный ему Молотовым накануне отъезда и обвинявший немцев в нарушении условий пакта Молотова — Риббентропа. Молотов пытался оказать давление на Берлин, требуя изменения статей пакта, связанных с предварительными консультациями, намекая тем самым на желание Советского Союза развязать себе руки в его делах с турками касательно Проливов. На проведенную в одностороннем порядке германскую акцию он возлагал вину за широкое распространение слухов, будто третейское решение является антисоветским шагом и показывает возрастание напряженности в германо-советских отношениях. Как видно из отчета Шуленбурга об этой встрече, тот усердно защищал германскую позицию, хотя и говорил, что на самом деле «очень сожалеет, что между Советским и Германским правительством возникли эти разногласия», и как раз поэтому едет в Берлин «ликвидировать все эти недоразумения»^{376}.

Однако Шуленбургу не удавалось обсудить этот вопрос с Риббентропом до 25 сентября. Риббентроп был в Риме на переговорах с Муссолини по созданию Оси, представлявшему потенциально щекотливый момент в германо-советских отношениях. Шуленбурга, конечно, не слишком обнадеживали его коллеги из Министерства иностранных дел. Вайцзеккер, сам ставший сторонником Континентального блока, признавался в дневнике:

«В обществе не ждут скорого мира, а, скорее, предчувствуют конфликт с Россией. Официально это отрицается. Однако я лично верю, что народ прав, хотя и не вижу ни смысла, ни необходимости этой новой войны, если только весной 1941 г. обстоятельства не вынудят нас к такому шагу. Бить Англию в России — не слишком удачная программа»^{377}.

Тем не менее Министерство иностранных дел использовало вопросы торговли как повод для созыва политической встречи. Прекращение поставок русскими могло гибельно отразиться на германских военных успехах. Было отмечено, что русские отказываются от долгосрочных проектов, предпочитая краткосрочные поставки в обмен на вооружения и боеприпасы, приносящие им немедленную выгоду^{378}.