Серебристая машина за секунду пропала за серой стеной усиливающегося дождя. Я в нерешительности застыла возле подъезда, опустив взгляд на ботинки. Всю дорогу рассматривала шнуровку на обуви, а Макс рассматривал перчатки и меня. Его близкое присутствие согревало, радовало, и не хотелось отпускать. Самое сложное в незавершённых отношениях — неизвестность: будет ли финал.
И каким он окажется.
Намокший бурый лист, упавший под ноги, оживил молчание. Никогда ещё оно настолько громко не говорило. Он не остался в такси и не ушёл сразу. Всё ясно без слов, но…
— Пригласишь к себе?
На пятый этаж мы поднимались снова молча. Нетвёрдой рукой я открывала замок.
Клацнув в прихожей клавишу выключателя, впала в какой-то ступор. Жёлтый свет разлился по малогабаритной площади, в которой он виделся запертым в пещеру Гераклом. Макс поглотил практически всё пространство. Или это мне, отквыкшей от него, так казалось.
Я скинула ботинки и поджала пальцы. Прохладный пол усилил внутреннюю дрожь. Я ведь знала… знала, когда садилась в такси, что это может случиться… И чего так разволновалась?
— Будешь чай?
— Буду.
— У меня есть хороший цейлонский, — негромко сказала.
Кажется, в последний раз я пила чай лет десять тому назад. А Максу предложила, чтобы занять себя чем-то. Неловкость потихоньку накрывала.
Расстегнув пуговицы плаща, небрежно повесила его на вешалку, прошла на кухню. Поставила чайник на плиту и озаботилась поиском жестяной банки. Смешно, но не помнила, в какой из шкафчиков её поставила. Вроде в верхний, что слева. Потянулась к полкам и не обнаружила заварку. Значит, не в этот шкафчик поставила. В тот, что правее.
Я переместилась в сторону, и вдруг сильная рука распахнула дверцу. Крепкое тело согрело теплом спину, которое от него исходило. Макс снял жестянку с полки, отдал её мне.
— Держи.
— Спасибо.
Голос звучал непривычно сипло от переизбытка нахлынувших эмоций. Хорошо, что есть чай и есть чем заняться. Заварник, кипяток, а дальше очередной ступор. Он жадно смотрел, а я прятала взгляд. Рассматривала прозрачный кремовый лак на ногтях ног. Макс всегда производил на меня сильное впечатление и находиться с ним наедине в маленькой кухне — нелегко.
Деревянными пальцами я держала чайник, наливая чай в кружки, ставила на стол и обратно чайник на конфорку. Очень трудно было справляться с чувствами, что раздирали изнутри. Я застряла у плиты в смятении и нерешительности. Взгляд прилип к педикюру, сбоку от меня слышалось тяжёлое дыхание.
— Вот на хрена это было делать, Аня?
Макс нарушил тишину, продолжая наблюдать за мной. Погружение в глубинное интервью должно было состояться. В кафе он держался, а в квартире ничто не мешало выплеснуть накопившийся гнев. Серьёзные дебаты только начинались.
— Что это, Макс?
— Отказываться от всего и нестись в неизвестность. — Макс сжал челюсть до хруста. — Ты полагала, меня обрадует подарок и одиночество? — рыкнул он, приближаясь к плите. Я смотрела, как его широкая грудь вздымалась от тяжёлого дыхания; как и без того обсидиановые глаза потемнели до непроглядной черноты. В его радужках сверкнул недобрый блеск. Мне доводилось видеть гнев Макса и раньше, но такого ни разу. — Я искал тебя. Спросишь, зачем? Да не мог поверить, что ты кинула меня, как какого-то мудака. Как думаешь, легко жить и не знать, что с тобой случилось?
Тёмный взгляд переместился на перчатки, скрывавшие часть ответа.
— Непросто, — согласилась и сняла их. Он посмотрел на руки. Шрамов уже не было, осталось лишь два шва. На эту тему мы поговорим позже. И про доктора он обязательно всё выяснит, иначе будет не Макс. Но это произойдёт позже, а сначала я назову мотив широкого жеста:
— Никто лучше тебя не распорядился бы землёй. И абсурд твоего отца надо было прекратить.
— Ну да, легче отдать, чем продать. Да, Аня? — Он усмехнулся и выглядел так, будто хотел прибить меня за недопустимое расточительство. — Всех обрадовала.
Его гнев и сарказм не задевали. Пусть выскажется, ему это очень нужно. Ни к чему носить в душе тяжёлый груз.
— А молча уехала почему? Причина в Жанне? Скажи мне.
— Да, я думала, что у тебя всё удачно сложилось с Жанной. И что твоя жизнь в порядке.
— Ни хрена она не в порядке, — хрипло сказал, впечатывая меня в своё горячее тело. Его руки, обвившие талию, зажали в тиски. Макс уткнулся носом в макушку, а я слушала, как бешено колотятся мышечные камеры у него в груди. Хриплый голос смешался с гулким шумом, когда отчаянно зазвучало: — Я никогда не нуждался в Жанне. Тебе давно надо было это понять.
Тихий полувздох. Его губы прикоснулись к виску. Макс сильнее вжал в себя, и сразу же его запах завладел обонятельными рецепторами. Он совсем не изменился. Такой же, как раньше: абсолютная уверенность, смешанная с мощной силой и терпким древесным парфюмом.
Ох…
Я пропала в нём навсегда после фразы:
— Неужели ты думаешь, что я смогу просто так тебя отпустить?