Роковой срок

Дочь, вскормленная по закону целомудрия, тогда и слова не обронила, молча исполнила волю отца, однако стала задумчивой и неподвижной, словно оторопь взяла, и, если Ураган говорил ей что-либо, не отвечала и не поднимала очей. Он уж начал думать, не девичья ли это тоска по ярому мужу, способная довести до смерти? И впрямь, не отдать ли ее за Важдая? Коли не сыскать государю невесты и не жениться в другой раз, пусть Обава родит достойного наследника, коего не ярый муж, а он, Ураган, вскормит, напитает государевым достоинством и таинством части, и коему по чести будет владычествовать в сарских необъятных землях.

Когда же птица Сирин пропела прощальную песнь и вернулась в клетку Тарбиты, а сары откочевали в теплую степь и переселились из шатров и кибиток в просторные дворцовые палаты, занятый государственными хлопотами Ураган не заходил на женскую половину и потому вовсе перестал видеть Обаву. Но однажды пошел к ней за советом и застал дочь преображенной – веселой и стремительной, каковой бывала всегда, да еще и наряженной в дорогой, цвета утреннего неба, плащ, под которым угадывался тугой и стройный девичий стан.

В палатах ярко пылал трубный очаг, и огонь словно напитывал ее яблочной хрусткой спелостью.

Ураган залюбовался невольно и уж готов был уступить своему нраву да сказать: мол, тому и быть, возьми ярого мужа, нет тебе лучше пары во всем государстве!

Но не успел и рта раскрыть.

– Не пойду за Важдая, – упредила чуткая Обава. – Не позволю тебе переступить через свои старания и гордость.

Ураган вздохнул облегченно:

– Благодарю тебя. Иного и не желал услышать... Но тебе следует совершить оглас, как велит наш обычай.

– Прежде тебе бы след огласить невесту, Ураган, – заметила Обава. – Твой роковой срок ныне заканчивается.

– Какой роковой срок? – изумился государь.

– Определенный старцами. Ныне третий год пошел... Ждут тебя каменная вежа и невеста, названная вечевыми.

Ураган рассмеялся.

– Не боюсь я старцев! А вся надежда на тебя, Обава! Ты меня спасешь и от заточения, и от девы, мне назначенной. Сделай же выбор!

Она помедлила и взглянула открыто и доверчиво.

– Я сделала выбор, Ураган.

Старшим дочерям по ветхому обычаю полагалось называть отца по имени, тем самым делая их равными.

– Добро! – обрадовался государь. – Так надобно немедля свершить вено!

– Отчего ты так спешишь? – Дочь улыбнулась и словно пардус мягко приблизилась к огню. – Или я тебе в тягость? Не желаешь меня видеть? Хочешь, чтобы скорее покинула родительский кров?

– Не хочу, Обава. – Ураган прижал ее увитую косами голову к груди. – Ты ласкаешь мой взор, ибо напоминаешь свою мать и мою жену. Без тебя мне станет одиноко...

Дочь подняла на него очи, и Ураган тотчас отшатнулся. Должно быть, ягиня лепо обучила ее чарованию – будто две стрелы скользнули из глаз Обавы и кольнули сердце, вдруг налившееся томным теплом. Однажды подобное уже случалось, когда после войны с Дарием и возвращения дочери из лесов они поехали на соколиную охоту. У Обавы была соколица, а у него – сокол, и когда пустили они их на стаю казарок, то птицы не стали избивать гусей, а полетели рядышком и затеяли любовную игру, поскольку была весна. Дочь позрела на это и вдруг воззрилась на отца так, что ощутил он постыдный огонь в груди и, дабы скрыть его, ускакал прочь.

Нет, не зря по обычаю предков отправляли дочерей к ягиням, не зря давали право огласа девам, способным одним лишь взором вызвать у избранника любовь и согласие.

Сейчас же Ураган не ушел, а лишь отвернулся и вместе с долгим вздохом выметнул из себя дочерние чары.

– Зрю, ты чем-то озабочен? – спросила Обава. – И куда-то спешишь?

– Моя забота известна, – в сторону проговорил он. – Давно чую дух недалекой войны, а сына нет у меня...

– Ты еще молод и полон сил!

– Да ведь чтобы вскормить наследника, потребуется время и молодая удаль. А старец хоть и научит мудрости, да не выкует настоящего куфского меча.

– Я рожу тебе наследника!

– На это и уповаю, Обава! – совсем успокоился Ураган. – Так веди сюда избранника и творите вено! А я сяду сторожить брачную светелку.

– Ты прежде спроси, кто он, избранник.

– Полагаюсь на твою волю и чутье.

Дочь подняла голову и теперь взглянула пристально, словно испытывая его выдержку.

– А если не по нраву будет тебе мой оглас? – медленно проговорила она. – Если ты проклянешь меня? И прогонишь? Если отречешься на вечные времена от меня и потомков моих?

Ее исполненные внутреннего огня слова на миг снова встревожили Урагана, да, отягощенный своими думами о наследнике, он стряхнул сомнения: всяко уж не разбойного сакала избрала дочь, не безвольного раба, не изгоя-парфянина или бродягу безродного.

Если зятем станет простолюдин из неименитого сарского рода, так это еще лучше – освежится кровь!

– Не отрекусь, – заверил он. – Не прогоню и не прокляну. Ну, говори, кого же ты избрала?

– Тебя, Ураган. И оглашаю женихом моим! И, сотворив вено, осчастливлю тебя.

Тот отпрянул, будто от огня, но Обава вскинула руку.

– Ты слово дал, не проклянешь! И примешь мой выбор! Я зрю, ты любишь меня.

– Моя любовь отеческая...

– Теперь же ты дашь согласие.