АННА. Голубая Вертикаль хочет видеть инженера Рейна.
РАДАМАНОВ. Вы не возражаете?
РЕЙН. Нет, с удовольствием.
АННА
РАДАМАНОВ
Приветствую Голубую Вертикаль! В день праздника Первого мая!
Вы хотели видеть Рейна? Вот он перед вами. Гениальный инженер Рейн, человек двадцатого века, пронзивший время! Все сообщения в телеграммах о нем правильны! Вот он! Евгений Рейн!
Посмотрите, какое возбуждение вы вызвали в мире.
Может быть, вы устали?
РЕЙН. О, нет! Я хочу видеть все. Нет, кто действительно гениален, это ваш
доктор Граббе. Я полон сил. Он вдунул в меня жизнь.
САВВИЧ. Этим лекарством нельзя злоупотреблять.
РАДАМАНОВ. Вы познакомились?
РЕЙН. Нет еще.
РАДАМАНОВ. Саввич, директор Института Гармонии. Инженер Рейн. (Рейну.) Так, может быть, вы хотите взглянуть, как танцуют? Анна, займите и проводите гостя.
АННА. С большим удовольствием.
РАДАМАНОВ. Ну, что вы скажете милый Фердинанд, по поводу всего этого?
САВВИЧ. Я поражен. Я ничего не понимаю. (Пауза.) Скажите, Павел Сергеевич, какие последствия все это может, иметь?
РАДАМАНОВ. Дорогой мой я не пророк.
САВВИЧ
РАДАМАНОВ. Вот это что-то новенькое. Как же это не может быть того, что есть? Нет Дорогой Фердинанд, нет, мой дорогой поклонник гармонии, примиритесь с этой мыслью. Трое свалились к нам из четвертого измерения. Ну что ж… Поживем, увидим. Ах, я курить хочу.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Очень, oчень приятно. Мерси, гран мерси. В другой раз с удовольствием. Мерси.
БУНША. Все это довольно странно. Социализм совсем не для того, чтобы веселиться. А они бал устроили. И произносят такие вещи что ого-го-го… Но самое главное, фраки. Ох прописали бы им ижицу за эти фраки!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Если в тебя вглядеться, то сразу разочаровываешься. Это кто все им пропишет?
ГОСТЬ. Я понимаю, что вы ищете уединения, и сию минуту уйду. Мне только хотелось пожать руку спутникам великого Рейна.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Очень, очень приятно. Мерси, гран мерси. Милославский Юрий. А это секретарь. А вы из каких будете?
ГОСТЬ. Я мастер московской водонапорной станции.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Очень приятно. Вы тоже трудящийся человек. Да что там… эти рукопожатие всякие… давайте поцелуемся.
ГОСТЬ. Я буду счастлив и польщен.
Не забуду этой минуты.
МИЛОСЛАВСКИЙ. С ним не обязательно. Это секретарь.
ГОСТЬ. Желаю вам всего, всего хорошего. (Удаляется.)
МИЛОСЛАВСКИЙ. Приятный народ. Простой, без претензий, доверчивый.
БУНША. Надел бы фрак да на общее собрание пришел бы! Вот бы я посмотрел! Какого он происхождения, интересно бы знать?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ты перестань мне гудеть в ухо. Ничего не даешь сообразить.
БУНША. Я уже все сообразил и даже с вами могу поделиться своими соображениями. И одного я не понимаю, откуда у вас появились точно такие часы, как у Михельсона? У меня возникают кое-какие подозрения.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Это я выцарапал "Михельсон".
БУНША. Зачем же чужую фамилию выцарапывать?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Потому что она мне понравилась. Это красивая фамилия. Пожалуйста, сцарапываю и выцарапываю новую: Милославский. Это вас успокаивает?
БУНША. Нет, не успокаивает. Все равно я подозреваю.
МИЛОСЛАВСКИЙ. О господи! Тоска какая. На что мне, обеспеченному человеку, Михельсоновы посредственные часы? Вот часы так часы!
БУНША. У товарища Радаманова точно такие же часы… и буква "Р".
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну, вот видишь.
БУНША. А на каком основании вы мне "ты" говорите?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Можешь и мне говорить "ты".
АННА
МИЛОСЛАВСКИЙ. Покорнейше благодарю. Простите, мадемуазель, за нескромный вопрос, нельзя ли нам спиртику выпить в виде исключения?
АННА. Спирту? Вы пьете спирт?