МИЛОСЛАВСКИЙ. Кто же откажется?
АННА. Ах, это интересно. У нас, к сожалению, его не подают. Но вот кран. По нему течет чистый спирт.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ах, как у вас комнаты оборудованы? Бунша, бокальчик.
АННА. А неужели он не жжется?
МИЛОСЛАВСКИЙ. А вы попробуйте. Бунша, бокальчик даме.
АННА (выпив). Ой!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Закусывайте, закусывайте.
БУНША. Закусывайте!
МИЛОСЛАВСКИЙ. Что ищете, отец?
ГОСТЬ. Простите, я где-то обронил медальон с цепочкой.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Э-э, это жалко.
ГОСТЬ. Простите, посмотрю еще в бальном зале.(Уходит.)
МИЛОСЛАВСКИЙ. Славные у вас люди. За ваше здоровье. Еще бокальчик.
АННА. А я не опьянею?
МИЛОСЛАВСКИЙ. От спирту-то? Что вы! Вы только закусывайте. Князь, мировой паштет.
БУНША. Я же рассказывал тебе про Пантелея.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Да ну тебя к черту с твоим Пантелеем! Все равно им, кто вы такой. Происхождение не играет роли.
БУНША
АННА. Простите, я не понимаю.
БУНША. То есть, чтобы иначе выразиться, вы куда взносы делаете?
АННА. Тоже не понимаю.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Ты меня срамишь. Ты бы еще про милицию спросил. Ничего у них этого нет.
БУНША. Милиции нет? Ну, это ты выдумал. А где же нас пропишут?
АННА. Простите, что я улыбаюсь, но я ни одного слова не понимаю из того, что вы говорите. Вы кем были в прошлой жизни?
БУНША. Я секретарь домоуправления в нашем жакте.
АННА. А… а… вы что делали в этой должности?
БУНША. Я карточками занимался, товарищ.
АННА. А- а. Интересная работа? Как вы проводили ваш день?
БУНША. Очень интересно. Утром встаешь, чаю напьешься. Жена в кооператив, а я сажусь карточки писать. Первым долгом смотрю, не умер ли кто в доме. Умер - значит, я немедленно его карточки лишаю.
АННА (хохочет). Ничего не понимаю.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Позвольте, я объясню. Утром встанет, начнет карточки писать, живых запишет, мертвых выкинет. Потом на руки раздаст; неделя пройдет, отберет их, новые напишет, опять раздаст, потом опять отберет, опять напишет…
АННА
МИЛОСЛАВСКИЙ. Он и сошел!
АННА. У меня голова закружилась. Я пьяна. А вы сказали, что от спирта нельзя опьянеть.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Разрешите, я вас, за талию поддержу.
АННА. Пожалуйста. У вас несколько странный в наше время, но, по-видимому, рыцарский подход к женщине. Скажите, вы были помощником Рейна?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Не столько помощником, сколько, так сказать, его интимный друг. Даже, собственно, не его, а соседа его Михельсона. Я случайно проезжал в трамвае, дай, думаю, зайду. Женя мне и говорит…
АННА. Рейн?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Рейн, Рейн… Слетаем, что ли… Я говорю: а что ж, не все ли равно, летим…
АННА. Пожалуйста. Я обожаю смелых людей.
МИЛОСЛАВСКИЙ. При нашей работе нам нельзя несмелым быть. Оробеешь, а потом лет пять каяться будешь.
РАДАМАНОВ (входит). Анна, голубчик, я в суматохе где-то свои часы потерял.
МИЛОСЛАВСКИЙ. Не видел.
АННА. Я потом поищу.
БУНША. Товарищ Радаманов…
РАДАМАНОВ. А?
БУНША. Товарищ Радаманов, я вам хотел свои документы сдать.
РАДАМАНОВ. Какие документы?
БУНША. Для прописки, а то ведь мы на балу веселимся непрописанные. Считаю долгом предупредить.
РАДАМАНОВ. Простите, дорогой, не понимаю… Разрешите потом…
БУНША. Совершенно расхлябанный аппарат. Ни у кого толку не добьешься.
ГРАББЕ
МИЛОСЛАВСКИЙ. Лимонад.
ГРАББЕ. Ну, все порядке. (Бунше) А вы?
БУНША. У меня, товарищ доктор, поясница болит по вечерам, а стул оченьзатрудненный.
ГРАББЕ. Поправим, поправим. Позвольте-ка пульсик. А где ж часы-то мои? Неужели выронил?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Наверно, выронили.
ГРАББЕ. Ну, неважно, всего доброго. В пальто, что ли, я их оставил?
АННА. Что это все с часами как с ума сошли?
МИЛОСЛАВСКИЙ. Обхохочешься! Эпидемия!
БУНША
МИЛОСЛАВСКИЙ. Надоел.
АННА. Я на ногах не стою из-за вашего спирта.
МИЛОСЛАВСКИЙ. А вы опирайтесь на меня.
АВРОРА. Дорогой Евгений Николаевич, да где же он-то?